Сквозняк из прошлого

После долгих совещаний с Филом было решено ничего не предпринимать по части возможных обвинений в диффамации, связанных с той откровенностью, с какой R. описал свою запутанную любовную жизнь. Он уже «однажды заплатил за это одиночеством и угрызениями совести и теперь готов был заплатить звонкой монетой любому дураку, которого его история могла бы задеть» (сокращенная и упрощенная цитата из его последнего письма). В длинной главе гораздо более непристойного характера (несмотря на высокопарный стиль), чем похабные речи модных писателей, которых он критиковал, R. изобразил мать и дочь, осыпающих своего молодого любовника впечатляющим ассортиментом ласок на горном уступе над живописной пропастью и в других, менее опасных местах. Хью не был знаком с миссис R. достаточно близко, чтобы оценить ее сходство с матроной из книги (отвисшая грудь, дряблые ляжки, медвежье урчанье во время совокупления и так далее), однако, судя по манерам и движениям, по придыханиям в речи, по многим другим чертам, которых ему самому не довелось узнать или отметить, но которые отвечали общей картине, дочерью несомненно была Джулия, хотя автор и сделал ее блондинкой и приглушил евразийский характер ее красоты. Хью читал с увлечением и вниманием, но сквозь прозрачность текстового потока он все еще правил гранки, как это пытаются делать некоторые из нас – исправляя опечатку, отмечая курсив, – его глаза и позвоночник (главный орган настоящего читателя) скорее сотрудничали, чем спорили друг с другом. Время от времени он задавался вопросом, что на самом деле означает та или иная фраза – на что именно намекает «римиформная» и как выглядит «балановая слива» – или ему следует исправить «б» на прописную и вставить «к» после «л»? Его домашний словарь был не столь проницателен, как громадный и потрепанный том, которым он пользовался в конторе, и теперь его ставили в тупик такие прелестные вещицы, как «все золото дерева кью» и «крапчатый небрис». Он поставил под сомнение среднюю часть в имени второстепенного персонажа – «Adam von Librikov», – поскольку немецкая частица фон («Адам фон Либриков»), казалось, спорила с остальным; или все сочетание было только лукавой перетасовкой букв? В конце концов он вычеркнул свой вопросительный знак, но зато восстановил «Правление Кн. Уда» в другом месте: менее притязательная корректор до него предположила, что здесь следует либо снять точку и дать второе и третье слово слитно, либо исправить на «кнут» – она была, как Арманда, русского происхождения.

Наш Пёрсон, наш читатель, не был уверен в том, что полностью принимает пышный и фальшивый стиль R., и все же в своих лучших проявлениях («серая радуга затравленной туманом луны») он был дьявольски сочным. Помимо этого Хью поймал себя на том, что пытается установить на основании вымышленных данных, в каком возрасте и при каких обстоятельствах писатель начал развращать Джулию: произошло ли это в ее детские годы – щекотал ее в ванне, целовал ее мокрые плечики, а потом однажды отнес ее, завернутую в большое полотенце, в свое логово, как усладительно описано в романе? Или он начал заигрывать с ней в ее первый студенческий год, когда ему заплатили две тысячи долларов за то, чтобы он в громадном зале перед университетской и городской публикой прочитал какой-то свой рассказ, хотя и напечатанный и перепечатанный до того много раз, но впрямь восхитительный? Как хорошо обладать такого рода талантом!

20

В начале двенадцатого он погасил свет в гостиной и открыл окно. Ветреная мартовская ночь нашла что потрогать в комнате. За полузадернутыми шторами электрическая вывеска, DOPPLER, сменила цвет на лиловый и осветила мертвенно-белые листы бумаги, оставленные им на столе.