Сквозняки

Я испугался и прекратил слежку, опасаясь разоблачения. Кто эти люди — мафия, спецслужбы или некие хранители ворот, а если последнее, то инопланетяне или какой-нибудь мистический орден? Создали они ворота или наложили на них лапу? Эти вопросы так и мучили меня до сегодняшнего дня. Впрочем и теперь к разгадке я не приблизился.

5.

В Бангалоре я едва не попадаюсь. Они заходят с трёх сторон, блокируя все пути. Но, на их беду, гоблины выделяются среди смуглых индусов, как белые медведи на зелёной лужайке. Я изворачиваюсь, прыгаю на ходу в переполненный автобус… Ушёл! Проскочил! Однако не вечно же будет мне так везти?

Думал ли я, что когда-нибудь явятся хозяева (или узурпаторы) ворот и попытаются сцапать меня за ухо, как безбилетника, а мне придётся вот так вот спасаться от них бегством. Конечно думал. С тех пор как уяснил, что не один я пользуюсь тайными каналами. Думал и подготовился. В разведчика в сети я не зря играл — кое-что из прочитанного оказалось полезным.

У меня есть тайники. Они разбросаны по всему свету. Но прежде чем добраться до тайника, нужно сбить со следа погоню. Необходимо что-то предпринять. Уворачиваясь от рикши, я вспомнил о велосипеде.

Знакомый по интернет-форумам диссидент как-то рассказывал мне, будто он в молодости отрывался от слежки КГБ на велосипеде. Дело в том, что агенты следят либо пешком, либо на машинах. А за велосипедистом следовать очень не просто. От пешеходов он отрывается за счёт скорости, от машин — сворачивая во дворы, используя узкие тротуары, проходы, мостики…

Не знаю, может знакомый и привирал, а может, был вовсе не диссидентом, а даже наоборот. Может он этих диссидентов допрашивал в лубянских подвалах. Так или иначе я этот опыт решил использовать.

Велосипедных линий у меня в наличии несколько. И все они берут начало в Амстердаме. Там, на гигантской велопарковке возле вокзала, я держал свой велик, купленный у местных торчков за десятку.

В Кракове сажусь в электричку и через минуту прибываю на Централ Стэйшн Амстердама. Не спеша поднимаюсь по спирали парковки, открываю замок и резко срываюсь. С горки разгон хороший, но я помогаю гравитации, давя на педали всем весом. Проношусь ураганом мимо стоящих у входа и озадаченных гоблинов.

Они не ожидали такого поворота. Бомж растерянно мечется по сторонам, Проныра бросается за мной, а Крокодил пытается завладеть чужим велосипедом. Куда там — амстердамцы те ещё жуки, даже одним замком редко ограничиваются. А ближайший прокат — пять минут ходьбы. Не успеть вам, гоблины, ни за что не успеть!

Каналы, улицы, мосты, каналы. Хорошо по ровному Амстердаму катить, приятно. Погоня отстала. На всякий случай перехожу в Йоханнесбург, затем в Тарту, оттуда обратно в Амстердам. 51 линия метро, перехожу на 54. Ворота. Кройцберг, Берлин. Погони нет.

Довольный собой, спускаюсь по ступенькам со станции «Йоркштрассе».

Велосипед становится помехой и я оставляю его возле метро. Переулком выхожу на Кройцбергштрассе, а с неё вновь на Йоркштрассе. На углу этих улиц стоит полуразрушенный корпус бывшей фабрики. Прохожу мимо, кинув на фабрику рассеянный взгляд. Маячок — разбитый изолятор на проволоке — свисает со стены. Всё в порядке.

В детективах часто пишут про пресловутый волосок на капельке коньяка. Чушь! Когда я увижу нарушенный волосок, мне уже закрутят за спину ласты. Маячок должен быть виден загодя, когда ещё можно, не вызывая подозрений, сойти за прохожего. Так я всё и устроил.

Поворачиваю во двор, поднимаюсь по усеянной битым кирпичом лестнице на второй этаж, лезу рукой в щель под потолком, вот она заветная коробочка.

В тайнике лежит пистолет, патроны россыпью, грим, парик, деньги и паспорт. Паспорт я купил здесь же в Кройцберге у турков. Грим и парик подобрал под фотографию на нём. А вот пистолет я обрёл в Сухуми.

* * *

Открывая новый проход, я оказался на пустой и разбитой электричке, что пробиралась из Сочи. Пахло войной и люди предпочитали ехать в обратную сторону. На сухумском вокзале этот поезд ожидали толпы людей, но диктор объявил о задержке с отправлением на два часа. Народ всё равно ворвался внутрь, кто отжав двери, кто через окна, и скоро все места и проходы были полны людей. В моём закутке разместилась большая семья беженцев.

Хотелось в туалет, на воздух, но я боялся выходить из вагона — вдруг не смогу влезть обратно.

— Сходите, — сказала женщина, видимо, старшая в этой семье. — Мы подержим место.

Я поверил ей и вылез через окно. Нужда долго времени не заняла, и я решил прогуляться возле вокзала. Тогда город ещё не покрывали страшные развалины, война только-только входила в силу. Но первые её признаки я скоро почувствовал.

На соседней улице я увидел парня в камуфляже, лежащего на тротуаре. Он был мёртв. Его ноги валялись отдельно. Из обрубков уже не текло, но тёмной крови вокруг и без того хватало. Кожа на лице и руках парня была неестественного коричневого с синим отливом цвета. Кто он такой, абхаз или грузин, чеченец или казак; защищал ли он свой дом или пришёл в чужой; кто его убил? Не знаю почему, но я подошёл к трупу.