Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Он не слишком переживал из-за Великого Плана. Он усердно трудился над проектом и, чтобы опробовать силы, проверил его – конечно, в уменьшенном масштабе – бесчисленное множество раз. Первая из пробных башен появилась где-то над водой, и Ульрик не знал, далеко это или близко от нужного места. Когда из деревянной конструкции вышел воздух, потоки воды хлынули в мастерские и затопили их, так что работу пришлось остановить на три дня, пока не осушили вонючее болото, раскинувшееся между верстаками. Во второй раз получилось лучше, он пронзил сушу, а в третий раз посадил на миниатюрную башню чертежника и пропихнул его в не’Мир. Чертежник был сухонький старичок, умевший хорошо рисовать – эскизы, ракурсы и все такое, – но со словами у него получалось хуже: он либо неустанно разглагольствовал на разные чрезвычайно трудные темы (а то и вовсе вел речи, в которых никто ничего не понимал), либо молчал как сыч и кривил уголок рта. Чертежник был сумасшедшим, но именно такой им и требовался, чтобы протолкнуть его головой из одного мира в другой – ведь никто не знал, как такие переходы скажутся на здоровом разуме. Старик каждый раз возвращался с вершины ульриковских платформ со сложными набросками окрестностей, которые Аль-Фабр обсуждал на протяжении долгих заседаний с немногими солдатами над’Мира, которым удалось побывать в не’Мире и вернуться домой. Еще у них было несколько старых карт не’Мира, извлеченных в большой тайне из Архива Порты, и благодаря этому Ульрик отредактировал свой план, в конце концов добившись того, чтобы попасть из небес над’Мира прямо в подвал одного из домов в не’Мире, и более того – в самой Мандрагоре. Когда чертежник вернулся с набросками видов из каждого окна того дома, куда его занесло, все с изумлением поняли: да, и впрямь Мандрагора. Они изучили эскизы, в особенности тот, на котором груда мертвых тел (они насчитали одиннадцать) возвышалась возле одного человека, стоявшего спиной к художнику, а еще несколько людей виднелись кто между домами, кто на стенах. В остальном город казался покинутым, но Аль-Фабр заподозрил, что мэтрэгунцы просто спрятались.

– Пришло время, – заявил Великий Инженер и похлопал по спине Ульрика, Первого Конструктора.

Чего Аль-Фабр не знал, так это того, что его рука ударила по второму плану, спрятанному у Ульрика под рубахой, и чернила, не терявшие свежести, вновь отпечатались на коже юноши.

Можно начинать.

Мы все ошибаемся наяву и во сне

Новый Тауш вошел в Мандрагору без оружия и босиком, устремив взгляд на широкую улицу, ведущую к площади. Он молча обходил обломки; время от времени поднимал какую-нибудь сорванную с петель дверь или отбрасывал в сторону разломанные доски, освобождая путь для тех немногих мэтрэгунцев, которые его сопровождали. Святой им даже не смотрел в глаза и не считал, сколько их, – он принял их такими, какими они были, и в том количестве, какое было, и с ними отправился навстречу Братьям-Висельникам, которые куражились в городе, основанном не так давно другим Таушем – первым, из Гайстерштата.

Выход на церковную площадь блокировали руины домов, от которых теперь остались только груды досок и стекла, гвоздей и занавесок, мебели и мертвых животных. Над этими грудами роились мухи – видимо, какой-то забытый труп в воцарившейся тишине переходил из одного состояния в другое, то ли стекая к земле, то ли испаряясь и улетая высь.

– Что мы теперь будем делать? – спросил кто-то из мэтрэгунцев.

– Обойдем, а как иначе, – ответил другой.

– А он что хочет сделать?

– Как его зовут? – прошептал еще кто-то.

И так далее. Неуклонный Тауш поднял глаза впервые с того момента, как вошел в город, и воздел руки к небу. Тотчас же доски начали отрываться от земли и улетать в разные стороны, мебель сдвигалась, пыль поднималась над обломками; это длилось целый час, на протяжении которого мэтрэгунцы, онемев от изумления, смотрели, как юноша, явившийся из ниоткуда, прокладывал себе путь сквозь разрушенный пейзаж всего лишь силой мысли и поднятием рук – как и положено святому. Они рухнули в грязь и пыль, на коленях поблагодарили его, не зная, что на самом деле благодарили незримых учеников, коих было девяносто девять, и все трудились неустанно, освобождая своему предводителю выход на церковную площадь.

– Ах, святой… – раздавались среди мэтрэгунцев дрожащие голоса. – Ты пришел избавить нас от беды и проклятия.

– Как его зовут? – кто-то спрашивал шепотом.

– Спасибо тебе, святой!

– Спасибо!

Лишь двое не встали на колени сразу, но вперили в затылок Тауша ядовитые взгляды из-под коричневых капюшонов. В конце концов Хиран Сак потянул Данко вниз, чтобы тот вел себя как мэтрэгунцы и не привлекал внимания.

– Еще не время, – прошептал он товарищу на ухо.

Данко тосковал по голове коня, спрятанной на опушке леса, а Хиран Сак – по Порте. Каждый вспомнил о своей тоске и преклонил колени, надеясь, что все скоро закончится.