Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Карина вышла и толкнула валун на место, как раз в тот момент, когда распахнулась деревянная дверь, но на пороге никто не появился. Однако Хиран Сак знал, что пришли невидимки, хотя и не имел понятия, сколько их было. Он мог лишь надеяться, что испортит им поиски и охоту, сражаясь, теряя части собственного тела и, быть может, все тело целиком, ради того, чтобы Женщина-Тень и Карина сберегли собственные. Он вытащил кинжал и ударил воздух. Не попал. Повернулся – он их слышал, они были рядом, в келье. Он слышал их дыхание, чувствовал тяжелый запах пота, слышал шаги, видел, как колышется пыль и шевелятся листья. Он снова атаковал наугад. Во что-то попал. Клинок обагрился кровью. Но не успел над’Человек порадоваться своей удаче, как почувствовал укол в селезенку. Повернулся. Ударил, но безрезультатно. Еще укол. Он повернулся. Удар кулаком в спину. Сапогом – по коленям. Он повернулся; сделал выпад, но это уже не имело значения. Он заметил капли крови, испятнавшие пыль, попытался вычислить, откуда они падают, где именно в окружающей пустоте следует искать жертву, но не увидел валун, парящий над головой; не почувствовал, когда тот на него опустился, и едва успел что-то осознать, когда перед глазами все взорвалось тысячами фейерверков, словно в голове внезапно родилась целая галактика. Боль в макушке сперва была тупой, как будто принадлежала не ему, как будто была чем-то другим; он видел ее издалека, она затапливала разум постепенно, секунда за секундой. Потом атаковала его Скырбу, и Хиран Сак рухнул на колени, его вырвало; перед глазами все помутилось, слова спутались друг с другом. Он несколько раз ударил кинжалом по воздуху, но как будто ранил самого себя – он был впереди, он был в пустоте, в незримом и несуществующем – клинками, внезапно возникшими со всех сторон из пустоты. Кровь начала покидать его тело, из ран хлестало, как из поврежденных акведуков. Он надеялся, что женщины ушли далеко, успели спрятаться – надеялся так, как ему больше не суждено было надеяться. Он упал лицом в земляной пол, и архитектура пыли и листвы перед глазами преобразилась в обширные над’Мирные пейзажи: вот мой город, а вот мой дом, и вот так, в пыли, сам сделавшись микроскопическим, он пробрался меж титанических пылевых клещей, охраняющих небеса, и открыл дверь; сам став пылинкой, сел за стол из пыли, разломил хлеб и разделил его в сумерках с тем, кого никогда не видел.

Последними звуками, которые услышал Хиран Сак, были шаги невидимок по келье, которые в мире пыли грохотали, словно раскаты грома и поднимали ураганы. А потом бескрайние поля затопило кровью.

Карина Путрефакцио и Женщина-Тень сумели спрятаться внутри большого древесного ствола, полого и такого гнилого, что они боялись, как бы он не развалился на части. Две женщины и голова коня отправлялись в странствования по миру, который им не принадлежал и в котором все битвы были проиграны. Карина услышала голос в склепе своего разума и поняла, что Женщина-Тень, с которой они соприкоснулись лбами в убежище, общается с нею мысленно. Пока что. Соратница говорила о надежде и новых открытиях, таких странных и чуждых в этом мире, где им пришлось скрываться от невидимых солдат внутри мертвого дерева.

Они сидели долго, пока не утихли все звуки, кроме тех, которые свидетельствовали о жизни лесных обитателей в зарослях. Вышли поздно ночью и завернули голову коня в одеяло, а потом Карина закинула ее на спину. Они принялись быстро искать воду, какие-нибудь источники – голод их не мучил, в отличие от неустанной жажды. Отследив журчание, напились как следует, словно загнанные звери, какими они и были. Поспали час под выступающими над землей корнями дерева и на заре опять пустились в путь. Они удалялись от Мандрагоры, направляясь к новым городам, путям и горизонтам. Женщина-Тень шла позади, и Карина чувствовала, как та пылает от ярости и надежды, подталкивая ее в спину все дальше и дальше. К новым битвам. Не зная усталости. Неся Слово.

На третий день они вышли к трактиру. Ворота были закрыты. Молодой здоровяк открыл окошко и спросил, что им надо.

– Нас выгнала нужда из города, дружище, – сказала Карина Путрефакцио, – и мы бы хотели переночевать. Поесть, попить и выспаться. А потом снова в путь. Мы проблем не ищем.

Мужчина увидел ее бледное лицо и усталые глаза. Ему померещилось что-то чуждое Миру, но так выглядят все изгнанники, которые больше не принадлежат одному месту, пребывая между мирами, в иных местах – и потому он спросил, смягчившись:

– Откуда вы?

– Из Мандрагоры. Пришлось уйти из-за издевательств Братьев-Висельников.

– Она кто такая?

– Моя мама, – сказала Карина, указывая на ссутулившуюся Женщину-Тень, чье лицо скрывал капюшон.

– А на спине у тебя что?

– Сынок. Он очень устал. Уже и не плачет. Я тебя прошу, добрый человек. Прими нас в своем трактире, и тебе воздастся сторицей.

– Деньги-то есть?

Карина опустила глаза и промолчала. Мужчина на пороге как будто взвешивал прошлое и судил о будущем, целиком, без остатка; длилось это долго, пока, в конце концов, он не открыл ворота и не впустил их.