Слабак

– Пожалуйста, идите сюда, мистер Уэллс, – приказал он. Я подошёл, а он сунул руки в оба кармана моего пиджака и выложил на стол несколько монет, которые я принёс, чтобы купить шоколадный батончик в автомате после футбола.

– Хорошо, мистер Уэллс. Я рад, что вы не прятали еду в карманы. Это повлекло бы гораздо более суровое наказание, – отметил он. – Знаете, почему я дал вам так много еды, мистер Уэллс?

– Потому что не назвал вас «сэр», сэр?

– Да, это одна из причин. Десять штрафных баллов, должно быть, помогут вам запомнить это на будущее. Но знаете ли вы, в чём другая причина?

– Нет, сэр.

– В том, что ты муха без брюха. Ты мал, как малёк, и так же недалёк. А я отвечаю за физическое развитие учеников в той же мере, что и за интеллектуальное. Пожалуйста, напишите на доске сто раз: «Умному долго объяснять не приходится».

Подойдя к доске, я начал писать эту фразу, начав с самого верха. Пока тянулся, края моей рубашки вылезли наружу: серые штаны вертелись на бёдрах, как будто бы их кто-то откручивал от талии. Вскоре у меня заболела рука – от того, что долго держал её высоко поднятой. Мой новый пиджак покрылся пятнами мела. Стало интересно, смотрит ли тайком на меня Макэнери, чтобы узнать, как высоко удалось дотянуться. Но так ни разу и не поймал на себе его взгляд.

Пришлось заставлять себя продолжать писать. Не останавливаться. Казалось, будто стою на краю обрыва и не решаюсь посмотреть вниз.

Ещё через десять минут, стоя у доски, я услышал:

– Мистер Уэллс. Можете положить мел. Полагаю, теперь набралось уже около сотни. Подойдите, пожалуйста, сюда.

Он вдруг улыбнулся:

– Не хочу, чтобы вы решили, будто я слишком суров по отношению к вам. Также не хочу, чтобы подумали, будто мой класс не место для увеселения. Знакомы с этим словом? Это значит, что и мы тоже можем повеселиться.

И затем вдруг схватил моё запястье и резко потянул к себе.

Он зажал меня между колен, поднял мою рубашку и начал щекотать левый бок указательным пальцем – тем самым, которым направлял свою перьевую ручку, оценивая наши работы. Я был шокирован тем, насколько он оказался быстрым для своих габаритов.

Когда он пощекотал в первый раз, я сначала тоже засмеялся, как будто мы смеялись над одной и той же шуткой, а моё эмоциональное участие в процессе делало происходящее приемлемым. Но потом Макэнери вдруг заломил мою руку за спину, прижал к линолеуму на полу и стал удерживать за затылок, лицом вниз. Плитки, нарисованные на полу, пахли так, словно их только что помыли скипидаром. А моё лицо находилось так близко к полу, что бежевые и белые полосы на нём сливались в одну.

Я не мог даже обернуться, чтобы посмотреть, что же он собирается сделать дальше. Через несколько секунд Макэнери отвернулся от меня и сел сверху, словно на боковое седло, однако всё ещё мог щекотать меня указательным пальцем. Я не видел, что он делал другой рукой. Я был в шоке и начинал задыхаться, когда пытался контролировать дыхание.

– Что-то вы не смеётесь, мистер Уэллс. Простите, если я слишком тяжёлый. Но кто бы мог подумать, что ваше крошечное тельце сможет удержать моё, столь большое? Да, мы совсем не знаем, насколько на самом деле сильны – не так ли, мистер Уэллс?

Я повернул голову и увидел, что он не смеётся, а сияет в улыбке и несколько тяжело дышит. Но едва успел сделать глоток воздуха, как он подвинулся, чтобы усесться поудобнее. Возникло такое ощущение, будто из меня выкачали весь воздух: я ощущал себя расплюснутым дальше некуда, в абсолютное ничто; размазанным, растёртым по бежевым пёстрым квадратам, едва способным пошевелиться… и удивительно невесомым, словно моё хрупкое тельце больше уже и не существовало под грозной тушей Макэнери.

Макэнери нараспев произнёс: «Джонатан Уэллс зовут меня. Я продаю магию и заклинания. Ну, может, не сейчас». Повторяя стихи, он продолжал легонько водить пальцем вверх и вниз по моему боку от талии к подмышке. Я дрожал, руки сильно тряслись. Страшно даже представить, что же он собирался делать дальше. Я раньше слыхал о мальчиках, которых заставляли стоять голыми в душе, пока их гениталии намывал учитель. Который потом куда-то пропал.

Вдруг ни с того ни с сего он скатился с меня, поднялся, стряхнул невидимые ворсинки со своих штанов цвета хаки и пошёл к столу. Прежде чем сесть, заправил рубашку, застегнул ширинку и пригладил растрепавшиеся чёрные волосы на макушке. Глядя в отражение окон, выходивших на парковку, поправил галстук-бабочку. Мне даже показалось, что я слышу его затрудненное дыхание.

– На сегодня достаточно, мистер Уэллс. Теперь можете заняться своими делами, – удовлетворённо произнёс он и переключил внимание на книги и бумаги на столе. Я почувствовал облегчение, когда он отстал. Было бы невыносимо держать его на себе ещё хотя бы пару секунд.