Ведущий выхватывает у меня микрофон, а затем принимается вежливо, но настойчиво спихивать меня со сцены. Мол, молодец, что спела, но пора и честь знать. У нас тут вообще-то программа.
Я медленно спускаюсь по ступенькам, и чувствую, как внутри меня что-то рвется. Что-то тонкое и болезненно пульсирующее. Наверное, это мое измученное сердце срывается с петель и летит в черную непроглядную бездну. Там нет ни света, ни тепла… Там вообще ничего нет. Одно лишь тупое ноющее отчаяние.
Снова поднимаю взор на Соколова и вижу рядом с ним возникшую из ниоткуда Диану.
Что она здесь делает? Давно ли пришла? И главное – зачем?! Она ведь еще в том году выпустилась!
Девушка стоит чуть позади и, положив руки на плечи моего друга, что-то самозабвенно ему нашептывает. На губах Тёмы играет ленивая улыбка, и сейчас он совсем не кажется потерянным. Рядом с Орловой он превращается в того самого веселого и разбитного парня, которого мы знаем и любим.
Пользуясь всеобщей суматохой, выныриваю в коридор и, спрятав лицо в ладонях, тяжело дышу.
Убираю руки от лица и тут же натыкаюсь взглядом на Демида Лапина. Он сидит на подоконнике и, наблюдая за мной, преспокойно курит в приоткрытое окошко.
– С ума сошел? – вырывается у меня. – Администрация за стенкой!
– Да и пофиг, – равнодушно пожимает плечами парень, продолжая неспешно потягивать сигарету.
С тех пор, как Лапин перевелся в нашу школу, прошло два года. Частью коллектива за это время он так и не стал, но и изгоем его не назовешь. Он по-прежнему на всех смотрит свысока и порой позволяет себе провокационные высказывания. Но его никто особо не трогает. Больше обходят стороной и стараются не связываться. Все-таки папа-мэр – дело нешуточное.
Благодаря Тёме после того неприятного случая в женском туалете Демид потерял ко мне всякий интерес. Точнее даже так – он перестал этот интерес проявлять. Нет, само собой, периодически я ловила на себе его задумчивые взгляды, но дальше гляделок дело не заходило. И это вполне меня устраивало.
– Ты красиво пела, Солнцева, – Лапин делает последнюю затяжку и отщелкивает окурок в окно. – Не хочешь немного прогуляться?
– Так мы же в ресторан идем…
– Поверь мне, пока все соберутся, не меньше часа пройдет.
Он спрыгивает с подоконника и подходит ко мне. Расстояние между нами остается, но небольшое. Я бы сказала, минимальное для того, чтобы соблюсти грань приличия.
– Идем? – Демид повторяет свое предложение.
В любой другой ситуации я бы без раздумий отказалась. Но сейчас в состоянии тотального душевного раздрая решение сказать «нет» не кажется мне таким уж правильным.
Что будет, если я просто пройдусь с Демидом по улице? Уверена, ничего страшного.
Тем более, мне нравится, как он смотрит.
Я хоть и плохо разбираюсь в вопросах взаимоотношений, но тут и без особых знаний понятно, что я симпатична Демиду. Как девушка симпатична.
Да и он, если задуматься, не такой уж мерзавец и злодей. Когда Соколов его ударил, он никому не настучал: ни директору, ни папе. Меня за все эти два года он тоже ни разу пальцем не тронул. Пожалуй, уже давно пора отпустить обиду и дать этому парню второй шанс.
– Хорошо, давай прогуляемся, – соглашаюсь я. – Только недолго, ладно? Просто дойдем до ресторана без шумной толпы.
– Как скажешь, Василиса.
Демид одаривает меня мрачной улыбкой и первый устремляется к лестнице.
* Героиня исполняет песню Насти Задороджной "Буду".
Глава 36
Думала ли я, что после моего выступления в наших с Соколовым отношениях что-то изменится? Да, черт возьми, думала! Мне казалось, что, услышав мое песенное признание, Артём хоть как-нибудь отреагирует! Как минимум – похвалит за смелость, как максимум – ответит откровением на откровение…
Но на деле не произошло ни того, ни другого. Соколов просто притворился, что ничего не слышал, не видел и, как следствие, не понял. Сидит за соседним столом и непринужденно общается с друзьями. Весь такой раскрепощенный, расслабленный, пребывающий в приподнятом настроении.
А у меня, напротив, на душе кошки скребут. Горько, едко, противно. Аж кусок в горло не лезет. Мне бы улыбаться, наслаждаться общением с одноклассниками, многих из которых я, вероятно, больше никогда не увижу, но вместо этого я апатично ковыряюсь вилкой в салате и изо всех сил стараюсь не разреветься.
Так себе выпускной. Сплошная печаль, и та никак не связана с окончанием школы.
– Я смотрю, ты все еще грустишь?