– Да шучу я, шучу, – ржет эта провокаторша. – Сказала, будто тебе просто нездоровится. А еще пообещала, что к военкомату ты непременно придешь.
Она смотрит на меня с вызовом, а я растерянно ерзаю на простыне.
– Ну, я даже не знаю…
– Брось, Вась, неужели ты не хочешь поглядеть на лысого Соколова? – подначивает она. – Зрелище, прямо скажу, впечатляющее!
Вслед за подругой начинаю улыбаться. Глупо и как-то по-детски.
– Ему идет? – спрашиваю несмело.
– Ты же знаешь, подлецу все к лицу, – Лерка спрыгивает с кровати и распахивает мой шкаф. – Ну что, одеваемся или так и будем тянуть резину?
Против ее уговоров я никогда не могла устоять. Это случай – не исключение.
Ежась на утренней прохладе, покидаю постель и смачно зеваю. И почему призывников забирают в такую несусветную рань?
– Что надеть-то? – становлюсь рядом с подругой и принимаюсь рассматривать содержимое своих шкафных полок.
– Что-нибудь потеплее. По утрам дубак невероятный.
Лера отходит в сторону, давая мне возможность снять пижаму и торопливо натянуть джинсы на покрывшиеся гусиной кожей ноги.
– Ну, как московская жизнь, Лерон? Как сводный братец?
Грановская приехала только вчера днем и практически сразу умотала на проводы к Соколову, так что мы с ней толком не успели пообщаться. Но по телефону она мне все уши прожужжала о том, какой гад, хамло и циник ее новоиспеченный родственник.
– О, даже не напоминай мне про этого дегенерата! – подруга закатывает глаза. – Он меня так бесит! Иногда я всерьез думаю о том, что тюрьма – не такая уж страшная кара за убийство, веришь?
– Лер, ты чего? – удивляюсь я.
– Нет, правда, порой мне кажется, что я готова сесть за решетку, лишь бы прикончить этого придурка!
Я дружу с Грановской одиннадцать лет и, если честно, впервые вижу ее настолько разгневанной. Даже боюсь вообразить, что из себя представляет этот Тимур Алаев, если от одних только разговоров о нем подруга приходит в такое бешенство. Ее тонкие ноздри раздуваются, в глазах пляшут грозовые молнии, лицо перекошено – так обычно выглядит настоящая ярость.
– Чем он тебя так раздражает? – в сотый раз задаю один и тот же вопрос. – С виду вполне приятный парень…
– А ты знала, что подавляющее большинство маньяков и убийц при личном общении кажутся вполне приятными людьми? – взвивается Лерка.
– Эм… Нет, – слегка теряюсь под напором ее эмоций.
– Вот теперь знай! Внешность крайне обманчива! – она скрещивает руки на груди и задирает подбородок. – С виду Алаев младший, может, и ничего, но внутри… Ты не знаешь, этого человека, Вась. Когда он попадет в ад, черти перекрестятся!
– Ты так сильно его ненавидишь? – это не вопрос, а, скорее, утверждение.
– Да. Потому что он ненавидит меня. Всей душой, понимаешь? – тихим траурным голосом отзывается Грановская. – И пойдет на все, чтобы отравить мою жизнь. Чтобы сделать ее максимально невыносимой.
В лице подруги отражается такое неподдельное отчаяние, что на секунду мне становится страшно за нее. А вдруг этот Тимур и правда отмороженный? Вдруг он сделает ей плохо? Обидит или причинит боль?
– Лер, – я осторожно кладу руку ей на плечо. – Может, стоит рассказать о ваших проблемах взрослым? Твоей маме или его отцу?
– Глупости, – Грановская дергает головой, и я с ужасом замечаю скупую слезинку, которую она поспешно смахивает. – Предкам не до этого. Мама увлечена новым домом и садом, а отчим самозабвенно ворочает своими миллионами. Для них наши с Алаевым скандалы ничего не значат. Помнишь, как было в детском саду? Детки поссорятся – детки помирятся. Ничего страшного. Примерно так они относятся к происходящему.
Я наклоняюсь и обнимаю подругу. Крепко-крепко, словно пытаюсь забрать себе частичку ее боли. Мы с Грановской дружим с детства, и за все эти годы она ни разу по-настоящему меня не разочаровывала. Лера была рядом в самые трудные минуты моей жизни, и я очень хочу ответить ей тем же.
Сейчас мне искренне жаль, что я не нахожусь в холодной, беспринципной Москве и не могу накостылять этому засранцу Алаеву за то, что доводит Лерку до слез. За то, что, пользуясь положением и папиными деньгами, он всячески мучает мою бедную подругу. А ведь этот наглый мажор наверняка даже не догадывается о Леркином непростом диагнозе и о том, как нелегко ей на самом деле жить! Она же гордая, никогда не признается.
– Я тебя люблю, – осторожно завожу за ухо прядь ее волос. – Ты у меня самая-самая. И еще непременно покажешь этому Тимуру, где раки зимуют!
– Даже не сомневайся! – Грановская шмыгает носом и вскакивает со стула. – Так, ну все, хватит киснуть! Ты оделась? – окидывает меня взглядом и удовлетворенно кивает. – Теперь иди умойся, и бегом на выход! А то Соколова без нас в армию заберут!
Глава 40
Еще вчера осень играла яркими красками. Заливала воздух солнцем, а дороги усыпала золотыми листьями. Но сегодня все совсем иначе. Небо хмурится и по цвету напоминает ледяную сталь. Ветер колючий и холодный. Так и лезет за шиворот, пуская по спине мириады мурашек.