Поворачиваюсь к нему спиной и жду. Сейчас прохладный металл замка прокатится вверх по моей коже, и между нами все будет кончено. Лапин выполнил свою функцию, и большего я от него не жду.
– Готово, – застегнув замок, он чуть дольше положенного задерживает пальцы на моей шее.
– Спасибо, – вскакиваю на ноги и поправляю сбившуюся прическу. – Ну что, я пойду? Встретимся в общем зале.
Демид по-прежнему вразвалочку сидит на диване. Его рубашка расстегнута, а пряжка ремня безвольно болтается. Такое ощущение, что он никуда не спешит.
– Ты так быстро бежишь от меня, – произносит он задумчиво. – Жалеешь о случившемся?
– Что? – вымученно усмехаюсь. – Нет, конечно. Просто…
Договорить не успеваю, потому что дверь за моей спиной резко распахивается. Оглядываюсь, и сердце тотчас кубарем летит в пятки.
На пороге стоит Соколов. Дышит тяжело и как-то рвано, словно бежал. Его недоверчиво прищуренный взгляд проходится по мне, а потом дергается к Демиду, который, в отличие от меня, не испытывает ни грамма неловкости. Так и сидит, широко расставив ноги и взирая на происходящее с долей высокомерного безразличия.
На секунду, буквально на секунду в лице Артёма отражается граничащая с безумием ярость, но потом она быстро гаснет, уступая место маске равнодушия.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, как-то оправдаться или, по крайней мере, сгладить неловкий момент, но не успеваю вымолвить и слова. С оглушающим грохотом дверь захлопывается, заставляя мне испуганно вздрогнуть.
Я тихо выругиваюсь, направляясь на выход, а вслед мне прилетает насмешливое:
– Ну куда ты, Василис? Неужели за ним? Ты ведь добилась, чего хотела. Просто наслаждайся результатом.
Получается, Демид знал. Знал, что я его использую и, соответственно, тоже пользовался мной. Обоюдная выгода в действии.
– Ты тоже добился своего, – бросаю через плечо холодно. – Поэтому теперь оставь меня в покое.
Вылетаю в коридор и озираюсь по сторонам. Широкоплечая фигура Соколова скрывается за поворотом, и я тут же припускаю за ним. Однако тень, мелькнувшая где-то справа, вынуждает меня притормозить и повернуть голову.
Взгляд упирается в прислонившуюся к стене Диану. На ней лица нет. Печальная, зареванная, с прилипшими к щекам волосами – она лишь отдаленно напоминает блистательную красавицу, которую я знала.
Заметив меня, Орлова шмыгает носом и тут же отводит глаза, делая вид, что мы с ней незнакомы. А затем и вовсе отлипает от стены и нетвердой походкой направляется к дверям, ведущим на улицу. Совсем не в ту сторону, куда пошел Соколов.
Что здесь происходит? Почему она плачет? Они с Артёмом поссорились?
Голову распирает от вопросов, а ответов как не было, так и нет. Именно поэтому я отрываю взор от удаляющейся спины Дианы и вновь устремляюсь туда, где минуту назад мелькнула макушка Соколова.
Миную длинный витиеватый коридор и растерянно развожу руками: друга нигде нет. Куда он мог запропаститься? Ничего не понимаю. Вернувшись немного назад, толкаю дверь уборной и снова вздрагиваю от неожиданности – я нашла его.
Соколов стоит, наклонившись над широкой мраморной раковиной и уперев ладони в ее края. Тугая струя текущей из крана воды бьет в темный камень, разбиваясь об него и брызгами оседая на манжетах Тёмкиной белой рубашки.
– Чего пришла? – голос парня звучит непривычно резко.
От недружелюбности его интонаций я теряюсь. Артём никогда не позволял столь откроенного пренебрежения в мой адрес.
– Я вообще-то не к тебе пришла, а в уборную, – говорю зачем-то, хотя это, само собой, неправда.
Соколов наконец поднимает голову, и его неприязненный взгляд острым лезвием проходится по моему лицу.
– Вась, я не пойму, ты что, реально трахалась с этим упырем? Вот так просто дала ему?
Его слова хлесткой пощечиной обжигают лицо. Бьют наотмашь. Без пощады. Вынуждая обескураженно хватать ртом воздух.
Как он может?!
Нет, правда, как он, черт возьми, смеет так со мной разговаривать?!
– Ну ты же трахаешься с кем ни попадя! – зло огрызаюсь я. – Почему мне нельзя?
Соколов расширяет глаза и раздраженно ведет подбородком в сторону. В его взгляде читается трехэтажный мат, который, судя по играющим желвакам, он вот-вот на меня обрушит.
– Ты… – Артём поджимает губы и плотно стискивает кулаки. – Ты просто дура, Солнцева. Честное слово!
Ярость вспыхивает во мне, словно облитый бензином хворост. Мгновенно и ослепляюще ярко.
– Кто ты такой, чтобы меня осуждать? – перехожу на ультразвук. – Мои решения тебя не касаются!
– Не касаются?! – он цепляется за эту фразу, как за оружие. – То есть слезливая песня, которую ты сегодня исполняла, не имеет ко мне никакого отношения?!
Поверить не могу. Он понял. С самого начала понял, что я посвятила свое выступление ему, и никак не отреагировал! Совсем никак! Даже слова доброго пожалел!
Какой же Соколов все-таки придурок! Будь проклят день, когда я встретила его!
– Абсолютно никакого! – вздергиваю подбородок повыше и до крови кусаю щеку с внутренней стороны, чтобы не разреветься. – Не знаю, что ты там себе напридумывал!