Слабое место жесткого диска (сборник)

– В нем на пять выстрелов. Давай, счастливо.

Мы пожали друг другу руки, и я спрятал пистолет под куртку.

– Пожалуйста, будьте осторожны, – пожелала обеспокоенная Катерина из приоткрытого окна. Гошка проводил меня тревожным взглядом. И от этого стало теплее на душе.

Я поплотнее задернул куртку, проверил исправность сотового телефона, набрал номер знакомого журналиста, затем одного из полковников оперативного отдела Октябрьского района, расследующего дело о двоих убитых мной в городском парке, и напоследок – родимый номер 02. Всем сказал одно и то же – дал адрес дачи и попросил быть там минут через двадцать-двадцать пять.

И, получив удивленные, но одинаково утвердительные ответы, успокоенный, спрятал сотовый телефон в карман и принялся голосовать.

Машина поймалась быстро, а лицо у шофера было знакомое – кажется, его дача находилась не так уж далеко от моей, и мы несколько раз мельком встречались. Он отказался от денег, сказав, что едет в ту же сторону, в последний в этом году раз – закрывать дачу, я ответил, что то же самое, но так получилось, что приходится на попутке, и мы рванули.

По дороге, оставляя за спиной проносящиеся облетающие деревья, я чувствовал разливающийся по жилам холод страха, обычно предшествующий массовому выбросу адреналина в кровь – это был нервный страх ожидания.

Если я правильно понимал происходящее, в вишневой «девятке» сидели трое – Михаил Наумов и Анатолий Пегий. А вместе с ними – силком взятая Валентина Крупская.

Кто-то из девок работал на Огородникова, а может, их просто смогли проследить – и сейчас на моей даче грозили развернуться массовые боевые действия… или дипломатические переговоры шантажистов и Огородникова.

Скорее всего, парочка авантюристов придумала классный финт – выдать Огородникову Валентину, обвинив ее в собственных грехах; тем более что подозрение босса уже на ней, а люди часто слышат и видят только то, что хотят, так что это будет несложно.

Но вряд ли Огородников приедет на назначенное место в одиночестве, и даже вряд ли просто с охраной. Он захочет перебить всех свидетелей своего краха, уничтожить компрометирующие перед законом документы. Поэтому, скорее всего, организует что-то типа штурма дачи, невзирая на жертвы и разрушения.

Мне нужно быть готовым и к этому…

Внешне дача выглядела безлюдной. Только сразу же можно было разглядеть притаившуюся за кустами машину похитителей.

Попрощавшись с подбросившим до места водителем, я обождал, пока он уедет, и, пригнувшись и приведя пистолет в боевое состояние, пошел в обход сада, собираясь перелезть через забор и успеть предупредить массовое уничтожение свидетелей до того, как начнется «дипломатическая» встреча.

Так оно и получилось – легко преодолев хилый забор и пообещав поставить свечку своей лени, которая помешала мне этим летом улучшить его до состояния непролезаемости, я крадучись подошел к заднему окну, обычно прикрытому занавеской изнутри.

Так оно было и на сей раз; я прильнул к окну и стал пытаться разглядеть, есть ли в комнате кто-нибудь.

Кажется, меня никто не ждал, причем я знал, как пролезть в это окно, и не раз опробовал на практике, когда забывал или терял по природной рассеянности ключ от входной двери.

У этой оконной рамы одна хитрость – стекло закреплялось гвоздиками снаружи. Поэтому, если их отогнуть или выдернуть, оно просто вынималось и сквозь образовывающуюся дыру можно было с успехом пролезть, если снять крутку.

Что я и сделал, завернув стекло в снятую одежду.

Никто не услышал моего вторжения, и никто не отреагировал на него – потому что, как выяснилось (сразу же по прослушиванию), все семеро, находящиеся на втором этаже моей дачи, в маленьком «зале», были заняты весьма интересным делом.

Я снял обувь и на цыпочках поднялся до безопасного места, предварительно осмотрев первый этаж.

Вещи приехавших аккуратно лежали на своих местах, на столе виднелись остатки неубранного обеда, а тем временем наверху шел разговор.

– …И ты скажешь, сука, кто еще принимал в этом участие! – Голос Катечки был искажен до неузнаваемости ненавистью и злостью, пропитавшими его; казалось, сейчас она вцепится в горло той, кому задавала вопрос.

– Я уже ответила, что никакого отношения к смерти твоих родственников не имею. – Голос «Наташи», наоборот, был подчеркнуто спокоен и холоден, как будто пленницей была не она, а сама Катерина. – Если вы развяжете меня и перестанете так себя вести, мы сможем продолжить наш разговор в более конструктивном и верном ключе.

«Бедная Валентина Павловна, она и вправду считает, что с любым человеком можно вести цивилизованную беседу», – вздрогнув при звуке удара, подумал я.

Валентина вскрикнула, потом негромко застонала. Наступила тишина.

– Ты потише, что ли, – посоветовал незнакомый мужской голос, скорее всего принадлежащий Мише Наумову. – Так ты от нее ничего не добьешься. Я ее знаю, она баба упрямая.

– Не выхрюкивайся, – в бешенстве ответила Катечка. – Она мне все расскажет!