— Поверить не могу, столько сил и времени мы вложили в него, а они меня еще предупреждают, что он может взорваться, — всплеснул Клим руками и сам не заметил, как завертелся вокруг своего желудка, — Да я душу вложил в этот корабль. Да даже если бы и не было никакого мультисостава, я бы все равно зубами, сваркой и изолентой вернул бы его в строй! Я такие поломки чинил, от которых они бы мигом напрудили в свои штанишки и ретировались на челноках. Взорвется он, видите ли… Рабочий он, видите ли, инструмент… Да какая разница, как его называть, если мы все без него как без рук и ног!
— Да что же так долго? — спросил Пинг у непонятно кого и переключился обратно на общий канал, — Штефан, мы тут не можем долго торчать. Рано или поздно у нас кончится терпение и воздух. Что там с Марвином?
— Марвин в порядке, — последовал ответ, — Просто он все еще в бесперебойном режиме. Ты бы и сам был в шоке, если бы однажды проснулся без пары органов.
— Так он может нас запустить или нет?
— Не торопитесь. Во время ремонта корабль пережил некоторые модификации, и Марвину надо объяснить, как правильно ими управлять.
— И долго ты будешь…
— Уже закончил! — воскликнул Штефан, и экран перед гермошлемом Пинга несколько раз мигнул.
Всплывшая на экране надпись «МРВ-1500 готов к работе» возвестила о том, что Марвину вправили его перекошенные от внезапной встречи электронные мозги. Возможно, он даже издал приветственные звуковые сигналы, но вакуумная среда сильно мешала оценить всю волнительность момента. Поскольку в космонавты не берут глухих, а конструкция корабля не подразумевала, что на нем продолжат работать люди даже после того, как из него вырвет систему жизнеобеспечения, Марвин часто общался с экипажем посредством звукового кода. Теперь же акустическая часть контакта между машиной и человеком была утеряна, но люди продолжали работать, Марвин продолжал заполнять экраны буквами и цифрами, а корабль продолжал оживать.
— Мужики, — официальным тоном произнес Штефан, — Я рад наконец-то объявить вслух, что ремонтные работы подошли к концу. Это были непростые несколько недель, и все мы, наверное, уже не раз успели попрощаться с нашим любимым Шесть-Три…
— Только не я.
— Попридержи язык, Клим. Так вот, возвращением Шесть-Три в строй мы обязаны нашим соседям по астероиду. Сейчас впору сказать им спасибо, но все мы знаем, что лучшей благодарностью для них будет немедленно запустить двигатели и, наконец-то, завершить эту проклятую экспедицию. Мне уже надоело ощущать себя бактерией верхом на булыжнике. Пора снова взять импульс в свои руки и сообщить этой груде металлической руды несколько миллиардов Ньютонов.
— Прежде чем мы запустим двигатели, один вопрос, — проговорил в полголоса Пинг, — Как только мы вернемся, нам придется ждать ремонта Шесть-Три, или нас пересадят на запасную машину?
— Зависит от того, сочтут ли нас виновными в аварии, но если нас оправдают, — тяжело вздохнул Штефан, — То пересаживать нас все равно будет не на что. Все запасные машины пущены в оборот в связи с тем, что сразу шесть машин снарядили в одну экспедицию.
— Готов, — отчитался Клим, обхватив ногами кресло возле своего пульта.
— Тогда я подключаю ваши пульты. Не смейте нажать ничего лишнего.
— В этих перчатках это проблематично, — глянул Пинг на свои толстые, как сосиски, пальцы, растущие из рукава скафандра.
— Это Ковальски, — вдруг представились шлемофоны, отчего Пинг едва заметно вздрогнул, — Если вы не против, я хотел бы быть на связи в момент запуска Шесть-Три.
— Вы тоже считаете, что мы взорвемся?
— Нет, я просто хочу услышать хорошие новости.
— Хорошо, тогда не будем тратить драгоценное время, — сказал Штефан сквозь шорохи, — Мне тут, знаете ли, крайне осточертела невесомость. Надеюсь, что вам тоже, мужики. Что ж… Контрольное оборудование подключено, можете производить запуск по вашему усмо…
— Запуск! — не выдержав воскликнул Клим и вдавил кнопку так сильно, что сквозь перчатку услышал жалобный стон пластика и металла.
В термоядерном реакторе было не так много двигающихся частей, поэтому почувствовать, как сердце корабля вновь забилось, было крайне сложно даже для людей, проработавших рядом с ним большую часть жизни. Характерными признаками работающих реакторов является гул, успешно пробивающийся через звукоизоляцию, повышение температуры от теплоносителей, внезапный приступ искусственного притяжения, грозящий травмами не вовремя сгруппировавшимся техникам, и кратковременная вспышка света от скачка напряжения. Техники были не просто готовы ко всему этому, они жаждали этого, ощетинившись вставшими по всему телу волосками в легком приступе мандража, и жадно поглощали взглядами отчеты о последовательности запуска, выводимые Марвином на экран. Всплеск на экране возвестил о том, что аккумуляторы успешно передали в реакционную камеру короткий импульс. «Мы точно не взорвемся» — повторил Клим, и его сердце на какое-то время остановилось в так с самым страшным звуком, который только можно было услышать на космическим корабле.
Тишина.