Слабосильный брат мой... Неразумный брат мой...

Только однажды, ночью невероятно напряженного дня, когда после долгих часов изматывающих тренировок старший из инструкторов (а Эми, хоть и с трудом, уже научился их различать), изобразив на своем, словно вырубленном из гранита лице, подобие улыбки, похлопал вице-сержанта по плечу и хрипло сказал: «Курс окончен. Молодец, парень, далеко пойдешь», Элфосу приснился сон.

Сон был странный и тревожный. Эми снилось, что он, совершенно голый, сидит в большом стеклянном ящике, похожем на аквариум, только без воды. Ящик установлен на людной улице города и длинная вереница людей движется мимо него взад и вперед. Элфосу неуютно в ящике, стекло скользкое и холодное, он невольно сжимается в комок, подтягивает колени к животу и обхватывает плечи руками.

А людей вокруг становится все больше и больше. Многие торопливо проходят мимо, бросая равнодушные взгляды на сверкающие стеклянные грани, некоторые задерживаются на мгновение, а иные подолгу стоят, уставившись белыми пятнами лиц в скорченную фигуру. Таких становится все больше, вот уже вокруг всего ящика протянулась цепочка бледных соглядатаев. Они все равнодушно-одинаковые в своем любопытстве, словно ждут чего-то, что должно вот-вот произойти.

И вдруг, среди этих молчаливых пятен Эми с удивлением замечает узкое лицо с лихорадочно горящими черными глазами. Молодая темноволосая женщина глядит на него взглядом, полным такой нечеловеческой муки и жалости, что Элфос невольно поднимает к ней голову.

Женщина начинает что-то торопливо говорить, но ни звука не доносится в стеклянную коробку, тогда она начинает кричать, и этот страшный беззвучный крик заставляет дрожать толстые прозрачные стены. По искаженному страданием лицу женщины ручьями текут слезы, она резко изгибает тонкую фигурку и начинает бить в стекло маленькими, судорожно сжатыми кулачками.

Удары следуют один за другим, разбитые в кровь костяшки пальцев оставляют бурые пятна на стенках, но женщина, судорожно закусив губу, бьет и бьет не переставая, и вот стеклянная броня покрывается густой сетью мелких трещин, трещины извиваются, становятся все длиннее, и, наконец, вместе с искрящимся водопадом осколков в камеру к Эми врываются крики, шум, порыв свежего воздуха. Он вдыхает его полной грудью и просыпается.

Эми Элфос лежал на спине и смотрел в темноту. Странный сон, так неожиданно нарушивший размеренный ритм его существования, не давал ему покоя. К чему этот сон? О чем он? И где он уже видел раньше эту женщину, освободившую его из стеклянной темницы? То, что он ее уже видел раньше, было несомненно, но вот когда и где?

Вокруг него, курсанта Национальной Школы, а затем стажера Стальной когорты и восходящей спортивной звезды, всегда вертелось немало доступных девчонок, хоть он и проявлял к ним удивлявшее его приятелей равнодушие, но эта была совсем другая. Другая… но кто? Элфос долго ворочался с боку на бок, пока наконец, уже под утро его засыпающий мозг не принес ему ответа: женщиной, разбившей стекло, была его мать…

На утро у Эми все валилось из рук. С трудом заставив себя подняться, он принялся ожесточенно проделывать разминочный комплекс, стараясь неистовым напряжением мускулов заглушить роящиеся в голове неприятные и тяжелые мысли. Но это слабо помогало, и, бросив отработку комбинации «блок-удар», Элфос вернулся в комнату. Биг уже куда-то ушел, и Эми впервые пожалел об этом. Постояв нисколько минут под пульсирующими струями обжигающего душа и нехотя прожевав завтрак, он прихватил чашку кофе и, передвинув кресло, уселся за письменный стол. Некоторое время он сидел неподвижно, уставившись невидящим взором в пространство, затем поставил обжигающую пальцы чашку на полированную, сразу же запотевшую поверхность и принялся бесцельно нажимать кнопку на правой тумбе, заставляя калейдоскопом сменяться пейзажи на экране. Но вот что-то привлекло его внимание, и чехарда живых картинок внезапно прекратилась. На окне-экране пологий песчаный берег вдавался белоснежным языком в лениво расступающуюся лазурно-зеленую океанскую гладь. Над водой стремительно метались чайки, похожие на швыряемые ветром клочья морской пены. Эми закрыл глаза и вспомнил их пронзительно-тревожные крики пятнадцать лет назад…

Тогда он, шестилетний щенок, а точнее «белый волчонок», вернулся домой, с ног до головы перемазанный в песке и глине, но распираемый гордостью — он и двое его приятелей, тоже «волчат», рассеяли и обратили в бегство с пляжа целую толпу (человек десять!) головастиков из местного лицея I ступени. Конечно, им и самим досталось (Эми потрогал набухшую шишку на лбу), но зато Воспитатель сказал, что из них получатся настоящие «Белые Волки», а Эми похвалил: «Молодец!».