Сладкая боль

Я неторопливо возвращаюсь в гавань и жду обратный паром. Вернувшись в Мэнли, я иду на пляж, раздеваюсь до трусов и бегу к воде. Катаюсь на гребнях волн до полного изнеможения, затем выбираюсь на берег и сижу на теплом песке.

Анну я нахожу во дворе. Юбка у нее задрана до бедер, голые бледные ноги подставлены солнцу. Она выпрямляется, завидев меня, и одергивают юбку.

— Хочешь слойку? — спрашиваю я. — Я купил четыре разных, на всякий случай. Малина, заварной крем, клубника и абрикос.

— Я… — начинает она.

— Конечно, хочешь, — с улыбкой перебиваю я. — Как можно не любить слойки?

Девушка пытается слабо улыбнуться, а я иду на кухню и выкладываю слойки на тарелки. Сделав кофе, я все выношу во дворик.

Невзирая на усталость, которая давит как свинец, настроение превосходное. Хотя я твержу себе, что дело лишь в хорошей погоде, в глубине души мне ясно, что улыбка на моем лице связана с Лиллой и Патриком. Дела у них идут не так хорошо. Может быть, мы снова сойдемся. Вот шанс, которого я ждал.

Мы с Анной едим молча. Я не упоминаю про разгром на кухне и про то, кто наблюдал за мной ночью. Даже не хочется думать о чем-то неприятном, а уж тем более говорить. После того что Лилла сказала о Патрике, мое пребывание в Фэрвью, возможно, сделается временным, и нет нужды чрезмерно втягиваться. И потом, хоть я и гадаю, что происходит с Анной, я понимаю, что, наверное, однозначного ответа нет. Она тоскует. Она несчастна. Нездорова. Плюс что-нибудь еще. Но волноваться не о чем. Анна безобидна. Ее нужно жалеть, а не бояться.

25

Чем ближе она узнавала Маркуса, тем больше восхищалась его успехами. Несмотря на нищее, далеко не идеальное детство, он достиг изрядных высот благодаря собственной решимости, уму и отваге.

Однажды вечером в пятницу, через несколько месяцев после того вечера, когда Фиона сорвалась (с тех пор события уже вошли в нормальную колею), брат и сестра приехали, привезя с собой шампанское и полные корзинки деликатесов — креветки, устрицы, икру, оливки, сыр, хрустящий хлеб. Оба были в особенно хорошем настроении.

— Сегодня мы подписали контракт на новое помещение. «Харроу и Харроу» официально откроются через месяц, — объяснила Фиона, разливая шампанское. Анна никогда не видела подругу такой счастливой. Они вынесли еду во двор, и Маркус и Фиона объяснили, что начинают новое дело — партнерскую компанию. Они не рассказывали Анне о своих планах, потому что хотели сделать сюрприз.

На радостях они быстро прикончили вторую бутылку, принялись за третью и вскоре уже раскраснелись и начали перекрикивать друг друга и смеяться по пустякам. Языки у них заплетались.

Внезапно Маркус выпрямился и постучал ножом по бокалу.

— Я должен кое-что сказать, — с притворной серьезностью объявил он.

— О Господи. — Фиона засмеялась и радостно взглянула на Анну.

— Вы двое — самые близкие люди в моей жизни, — продолжал Маркус, поднимая бокал. — Я люблю вас обеих.

— И мы тебя любим, — ответила Фиона, так торжественно, что Анна чуть не захихикала. — Мы трое — одна семья. Навсегда.

Когда они допили третью бутылку, Фиона встала:

— Жаль нарушать компанию, но если я выпью еще чуть-чуть, мне станет плохо.

Анна отвела подругу наверх и уложила. Она расстроилась, что вечер закончился так рано; на радостях ей хотелось попраздновать еще немного. Когда девушка вернулась вниз, то с восторгом убедилась, что Маркус тоже не настроен закругляться. Он поставил на стол виски, два бокала, миску со льдом.

— Давай выпьем, — сказал он, указывая на бутылку, когда Анна вошла в комнату. — Я сейчас слишком счастлив, чтобы идти спать.

Маркус был непривычно оживлен и весел. От спиртного глаза у него заискрились, улыбка расползлась до ушей, разговор тек свободно. Он распустил галстук, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, волосы на лбу стояли дыбом, как будто Маркус в рассеянности провел по ним рукой. Они с Анной сидели за столом, пили все больше и больше и болтали о разных пустяках. В какой-то момент слова утратили смысл, и, вместо того чтобы вникать в сказанное Маркусом, Анна стала рассматривать его. Она впервые заметила мощную линию челюсти, щетину, темно-карие глаза и задумалась, каково прикоснуться к такому лицу. Не успев даже задуматься, она протянула руку и прижала палец к губам Маркуса.

В следующую минуту они уже стояли обнявшись и целовались. Маркус издал гортанный звук, который подсказал Анне, что он уже давно об этом мечтал. Они пошли в гостиную и, хихикая, неуклюже повалились на кушетку. Маркус оказался на удивление сильным и напористым, а еще — гораздо менее закомплексованным, чем она ожидала. Он прекрасно знал, что делать, где и как прикасаться. Анна улыбнулась, закрыла глаза и обняла его крепче.

26