Сладкая иллюзия

Да, он поклялся себе, что забудет об этом напитке, когда покинет Дербишир, но что ему могло помешать наслаждаться им, пока он здесь?

Ничего. Дерик взял бокал в руки и сделал глоток. «Ничто не помешает тебе насладиться и компанией Эммы в эти последние несколько дней», – мрачно прошептал внутренний голос.

Дерик закашлялся, когда напиток обжег горло. О нет! Помешает. И причинит боль: либо ему, либо Эмме, а может им обоим.

Дерик с глухим стуком поставил бокал на деревянную поверхность стола и провел рукой по волосам. Как, черт возьми, Эмма ухитрилась за короткое время так вскружить ему голову? Ведь на протяжении стольких лет, когда он менял женщин, как перчатки, этого еще никому не удавалось сделать. И вот сейчас, когда он был так близок к тому, чтобы оставить прошлое позади, крошечная упрямица пробралась к нему в душу и, возможно, останется там навсегда, как бы он ни пытался ее прогнать.

Наверное, потому, что она всегда жила в его душе, хоть он и не осознавал этого. Эмма была подобна тоненькой золотой нити, вплетенной в ковер его жизни. В молодости он ее не замечал, увлекаясь яркими красками – красными, зелеными и голубыми. Только энергичные цвета со временем запачкались и потускнели, заставив золото блестеть еще сильнее. Эта ниточка была с ним всегда, самая дорогая и самая ценная.

Теперь же как человек, научившийся ценить золото, Дерик не мог ее проглядеть и очень боялся того, что, представшая его взору, она больше не будет незаметной.

Но он станет изо всех сил стараться забыть о ее существовании.

В тишине раздался негромкий, но решительный стук. Эмма! Все органы чувств Дерика разом встрепенулись и задрожали от напряжения. Слишком опасно ее впускать. Лучше прикинуться спящим…

Но Коротышка не оставила ему выбора. Дверная ручка повернулась, и она вошла внутрь, подобно шепоту, и так же быстро оказалась рядом с ним. Ноздри Дерика защекотал свежий аромат лаванды, когда Эмма прошла мимо него и встала у камина.

– Ты не спишь, – тихо произнесла она.

Пальцы Дерика крепче сжали подлокотники кресла. Эмма стояла перед ним в ночной сорочке и простом бледно-зеленом халате, казавшемся соблазнительнее самого изысканного нижнего белья, которое ему когда-либо доводилось видеть. Очевидно, Эмма только что искупалась, ибо ее молочная кожа порозовела, а волосы – ее восхитительные каштановые локоны – обрамляли лицо влажными завитками.

– Тебе не стоит быть здесь, – ответил Дерик, прекрасно понимая, что его голос стал хриплым от желания, пробуждающегося каждый раз при виде Эммы.

– Ты прав. Не стоит. – Леди Уоллингфорд огляделась, а потом подвинула скамеечку для ног и опустилась на нее прямо перед Дериком. Она сидела так близко, что могла бы положить руки на его колени, если бы захотела. Эмма смотрела прямо ему в глаза. – Но я не уйду, пока ты не потребуешь этого.

Дерик судорожно сглотнул, не в силах произнести ни слова, хотя понимал, что должен что-то сказать. И Эмма – он знал это – видела его неуверенность. Видела и воспользовалась ею.

– Я так и думала. – Она подалась вперед и принялась поглаживать ладонями бедра любимого.

Соблазнительница улыбнулась, когда с его губ сорвался стон, и эта чувственная улыбка едва не свела его с ума.

– Эмма…

– Я должна задать тебе один вопрос. Только помни: ты обещал отвечать честно, если я действительно захочу узнать ответ. – Улыбка Эммы померкла, и, несмотря на уверенный тон, ее руки, лежавшие на бедрах Дерика, задрожали. Эта дрожь передалась и ему. Должно быть, она страшилась услышать ответ.

Сердце Дерика забилось сильнее. Он был уверен, что не захочет отвечать на вопрос Эммы, несмотря на то, что она ждала от него ответа. И все же виконт кивнул. Ведь он обещал.

– Хорошо.

Руки Эммы задрожали еще сильнее. Дерик накрыл ее ладони своими, прижав к бедрам.

Она набрала полную грудь воздуха.

– Когда ты… – Она сглотнула, покачала головой и начала снова. – Когда мы занимались любовью, это было для тебя средством достижения цели? Орудием, которым, по твоему же собственному признанию, ты пользовался регулярно?

«А черт!»

– Ты ничего ко мне не чувствовал? – прошептала Эмма.

«Солги! – Умолял внутренний голос. – Солги ей! Так будет лучше для всех».

Однако боль, читавшаяся в глазах Эммы, не позволила Дерику сделать это. Он не мог обмануть. Не мог позволить ей думать, что она ничего для него не значит.

Дерик закрыл глаза, и на его подбородке задергалась мышца. Он чувствовал, как она подрагивает в унисон с отчаянно колотящимся сердцем.

– Я никогда не чувствовал того, что ощутил тогда в твоих объятиях, Эмма. Это было похоже… – Он открыл глаза, заглянул Эмме в лицо и дал ей самым правдивый ответ из тех, что знал. – Это было словно впервые со мною.

Однако, когда Дерик произнес эти слова вслух, что-то внутри него сломалось. Прорвалась плотина, рухнула стена, треснула оболочка. И его сердце пронзила нестерпимо-острая боль.