Там, в компании двух пожилых алкоголиков, я упивалась до помутнения сознания. И меня понесло. За час разболтала пьянчугам все наболевшие беды, что так жгли и терзали мою душу. Про Давида, про нашу встречу, его чертов арест и мою утраченную беременность. Один из барыг слушал предельно внимательно, подперев кулаком распухшую от водки рожу. А второй уже видел десятый сон, завалившись лбом на грязный, покрытый жиром стол.
В конце концов, я поняла, что пора бы уже вернуться домой.
Однако, больше всего, мне хотелось одного… навсегда избавиться от невозможной боли.
Покинув пивнушку, вышла на улицу. Даже не заметила, как оказалась на дороге. Пьяная и опустошённая… Долго стояла, заваливаясь с одного бока, на другой, как маятник, в ожидании встречной машины, которая бы превратила меня в ничто. Точнее, в воспоминание. Пока, не почувствовала, как кто-то осторожно коснулся моей руки.
Маленькая, чумазая ручка обхватила ладонь, детский, тонкий голос шепнул:
— Тётенька, здесь находиться опасно.
Повернула голову вбок и вздрогнула, когда увидела незнакомую девочку, лет пяти. Грязную, чумазую. В рваных обносках.
Сердце в груди с силой ударилось о рёбра, а из глаз мощным водопадом брызнули слёзы.
Не знаю, что со мной произошло. Но этот ребёнок… Эта девочка… Будто вдохнула в моё измученные тело, в мою истерзанную душу новые силы, новое желание жить, образно, с невероятной мощью ударила по лицу, этим ударом как следует встряхнула.
В голове что-то лопнуло. Разум замкнуло. Мои проблемы растворились в неизвестности, когда я увидела этого замученного, голодного ребёнка. Но с такими яркими, наполненными жизнью глазами.
Это был практически решающий, переломный момент, после которого я окончательно решила начать жизнь с нуля, бросив все свои беды и горе в глубокую пропасть. Пропасть, объятую очищающим огнём.
Вскоре я выяснила, что у этой девочки была опухоль головного мозга. Последней стадии. А её мать была алкоголичкой. Девочка буквально жила на улице, питалась на свалках. А через месяц после нашей встречи малышки не стало.
Тогда, я поняла, что мои проблемы, по сравнению с проблемами брошенных детей, так… жалкая ерунда.
Почему детей?
Побродив по району, я поняла, что таких беспризорников тут уйма.
Это были очень хорошие, добрые дети. Они выживали как могли.
В тот день, я отдала им все свои деньги, купила еды. А ещё отдала свою кофту той малютке с огромными, синими глазами, наполненными мощным желанием просто жить! Просто играть с другими детишками, познавать мир, смеяться и веселиться.
Я бы всем пожертвовала, чтобы девочка осталась жива. Я бы поменялась с ней местами. Но увы. Нужно быть реалистом.
С того самого переломного момента, я решила, что не буду жечь свои часы, отведённые в этом мире, понапрасну. Я постараюсь помочь голодным, брошенным детям. Займусь благотворительностью, попробую привлечь внимание общественности.
Если я до сих пор жива, значит должна сделать хоть что-то полезное, посвятить себя добру. Его ведь на нашей планете намного меньше, чем алчности или равнодушия, например.
У меня есть руки и ноги, я не наркоман, не алкоголик… Я выросла в достатке, никогда не голодала. Да, моя мать не святая! Но она любила меня, как могла. Одевала в новую одежду, покупала игрушки. Не баловала, но и не глушила самогонку днями напролёт.
Я должна благодарить жизнь хотя бы за это, и не топить её в бездне, а использовать отведённые часы во благо вселенной.
В будущем, я закончу учёбу, найду работу. И часть заработанных средств от репетиторства, буду перечислять в фонд помощи онкологических больных. А часть буду откладывать. Чтобы тайно перебраться за границу.
Когда я вернулась домой, мать готова была меня казнить. А ещё она собиралась звонить в полицию, чтобы объявить о пропаже человека.
Потрёпанная, замерзшая, на шатающихся ногах, я ввалилась в прихожую, а она чуть было не поседела от увиденного. Наверно подумала, что меня переехал самосвал. Запах алкоголя ей явно не пришёлся по нраву.
Швырнув телефон на тумбочку, с руганью, она бросилась ко мне на встречу. Подняла руку для пощечины… Но остановилась на полпути. Так и не ударив.
Сжала руку в кулак. Морщины на разгневанном лице мгновенно разгладились, а злость сменилась печалью.
Она не стала повышать на меня голос, но всё-таки слегка отчитала за спонтанные действия. А мне её отчетность была до лампочки. Жутко хотелось спать.
Несколько дней я провела в своей комнате. Лежала и смотрела в потолок, ни о чём не думала. Кроме разбитых надежд, утраченного счастья и Давида. Слёзы выплаканы на несколько лет вперёд. Нервы превратились в сухие розги.
А сердце всё болит и болит. И эта боль, кажется, никогда не исчезнет. Сколько бы лет, сколько столетий не прошло. Моя боль превратилась в хроническую болезнь. В подобие опасного вируса. Который лечится лишь смертью.
Дни летели. Летели недели.
Сколько уже прошло времени? От Давида ни единого намёка. Ни единого письма!