Сладкая месть

Они делали из меня ничто. Они нападали впятером. А их эти «меры» напрочь убивали во мне оставшуюся человечность, превращая в озлобленного, взбешенного до лютого рёва монстра!

Я не издал ни единого звука.

За все сраные четыре года!

Когда у*бки ставили меня на колени и избивали до хруста костей тяжелыми кожаными ботинками. Стиснув челюсти, сжав стертые до белизны и мяса кулаки, я молча терпел издевательства, чтобы не превратиться в тот самый жалкий кусок говна, коим выродки меня и нарекли. Вот только я с ними был не согласен!

До последнего вздоха. До последнего удара сердца. Я не признаю себя дерьмом. Как бы сильно твари не ломали!

Имея в арсенале подобные методы, они думали, что таким образом сломают.

Думали, что придёт время, и я сам скручу жгут из простыни и повешусь на окне карцера.

Хер им в жопу!

Ни за что.

Чем больше бьют, тем больше крепчает моя ненависть.

А их удары… от них становилось легче. Они отвлекали от другой боли.

Боли более мощной, более истошной!

Боли душевной. Боли предательства!!!

Которая жгла меня день ото дня, день ото дня! Превращая в озверелого нелюдя.

И жгёт до сих пор. А я… не знаю, как от неё избавиться! Как сделать так, чтобы отпустило! Зная, что подлая тварь сейчас радуется, что она счастлива! Со своим новым женишком. Веселится, кайфуя на полную, даже не подозревая, о том, что если я вдруг выберусь из этого шлака… её лживая улыбка… станет для суки последней улыбкой в этом грёбанном мире лжи и алчности.

Я знаю лишь то, что мне, в данном случае, поможет одно.

Это месть.

Сильна, ярая, безжалостная!

Как я!

Я — Безжалостный!

И Я… ЕСТЬ. МЕСТЬ.

* * *

Одинокий. Голодный. Монстр.

Вот уже четыре годы я видел свет лишь из маленького, заколоченного стальными прутьями окна. Даже дотянуться до него не мог. Ловил руками слабые солнечные лучи, что изредка проникали в помещение, и захлебывался в собственной ущербности.

Даже солнце и то… навещало меня лишь на каких-то там пару быстротечных минут.

Здесь всегда было холодно и сыро. Ледяные ветра жестоко лупили по толстым, каменным стенам, отчего становилось зябко вдвойне.

Естественно! Ведь когда меня швырнули в самолёт, чтобы отправить в другую часть страны, по прибытию, вместо привычного тёплого климата, я увидел огромные снежные холмы.

Да здравствует лютая и кровожадная Сибирь!

Меня определили в одиночную камеру, в сектор, где держали особо опасных тварей. Тварей! Так мрази с дубинами называли нарушителей закона.

Единственные друзья в карцере — крысы. Единственный собеседник — мой внутренний голос. А на жратву — холодные, скисшие помои.

Если когда-нибудь выберусь, прежним уже никогда не буду. Однозначно.

Хоть я никогда и не подавал виду, как мне хреново! Всегда молчал. Ни единого звука. Ни единого мата. Даже во время кровавых избиений.

Я словно стал немым. Не знаю как выдерживал ежедневные провокации, когда пидоры лупили меня по рёбрам, а я, сжав кулаки до рези в суставах, молча терпел издевательства! Потому что знал, что если не дам отпор, если не сорвусь, к черту! То выйду из пекла раньше установленного срока.

Но внутри, я давно уже был сломлен. И первый удар, пробивший крепкую броню… нанесла ОНА. Та, которую я любил больше собственный жизни.

Даже больше сестры! Ведь я существовал лишь с одной целью — помочь сестре. Поставить Кристину на ноги.

Та, в руки которой я вложил часть собственного сердца, надеясь, что она позаботиться о нем. С любовью и лаской.

А она…

Эта сука его раздавила!

И в душе так заныло… Так заныло!!! Что в пору было просто самостоятельно раздавить оставшуюся половину, с болью дергающуюся в окровавленной груди, чтобы прекратить невыносимые пытки.

Но нет. Я ведь не слабак! Не трусливый ссыкун! Чтобы вот так вот признать неудачи. В моих руках сотня побед. И ни единого поражения.

Хотя… есть одно. Но я вернусь! Я вырвусь на свободу и отыграюсь!

Возьму реванш, став ещё беспощадней, ещё БЕЗЖАЛОСТНЕЙ!

И одержу желанную победу, наслаждаясь болью, наслаждаясь криками растерзанных врагов.

В мыслях я убивал стерву и воскрешал ни одну тысячу раз. Когда лежал на ржавой скрипучей кровати в своей камере, когда жрал протухший борщ из грязной, собачьей миски, когда драил зубной щёткой унитазы, когда меня били по морде охранники, связанного и бесславного ублюдка.

— Что тварь! Теперь ты не такой крутой, кусок дерьма! Без армии тупоголовых фанатиков и своих сраных стероидов? — вопили, нанося удар за ударом. С такой силой, что я давно уже привык к боли. Лишь чувствовал знакомый привкус крови на разбитых до мяса губах. — Жалкое отродье! Посмотри на себя!!! — кто-то плюнул мне в затылок, в момент, когда я стоял на коленях, привязанный цепями к кровати и схаркивал на грязный пол кровавые сгустки.

Один из упырей, воспользовавшись случаем, сломал мне руку.

Другие… по очереди тушили бычки об изувеченную гематомами спину.

А я думал только о ней. О той, что как последняя сука, предала меня. Наполнила мою душу ядом и извечными страданиями. Сожгла мой дух. Мою силу. Вытравила любовь, превратив ее в чистую, фанатичную ненависть.

Лишь эти! И только эти мысли притупляли адскую боль!!!

— Отличная работа, Соня.