Сладкая месть

Голова дернулась вправо. А кожу словно ошпарило кипятком.

Голыми руками он вырвал из моих рук кусок от разбитой вазы, а я истерически расхохоталась, оценив его реакцию и испуг в широко распахнутых глазах, цвета ночи.

— Что ты делаешь? — хохотала и рыдала, наблюдая за тем, как он мчится к комоду, в котором копошится, вероятно, в поисках бинта. — Зачем тянуть… так ведь, Безжалостный!

Услышав последнее слово, он дёрнулся.

— Давай покончим с нашей войной… немедленно. Если не хочешь меня слушать. На вот… — Шврынула к ногам окровавленый кусок фарфора, — Прикончи прямо сейчас. Чего медлить.

Он застыл. Замер, как статуя, сильными руками сжимая край выдвижного шкафчика.

Спустя несколько секунд резко повернул голову вбок, полоснув по мне ярым взглядом, в котором шипели и смеялись все демоны Ада, и прыснул:

— Нееет, милая моя Крош-ка. Быстрая смерть слишком большой подарок для лицемерной предательницы, из-за которой я долгие годы тлел в тюрьме, день ото дня испытывая такие вершины боли, что тебе и не снились, даже в самом страшном кошмаре.

Медленно направился ко мне, а я по инерции начала отползать назад, к двери.

Даже не обращала внимания на то, что до сих пор лежу в куче осколков, как они впиваются в нежную кожу бедра, в голень, в стопы и продолжают резать ладони.

Когда я уперлась спиной в дверь, панически мотая головой, не желая слушать ту грязь, которой он с таким кайфом поливал меня с ног до головы, Давид быстро преодолел расстояние между нами и зажал меня в углу.

— НЕТ! — жалобный вопль сорвался с дрожащих губ.

Не могу сказать слова. Даже умолять не могу. В горле словно все обросло ядовитыми колючками.

За руку меня схватил и принялся перебинтовывать рану от пореза.

Властно так, без капли нежности. Но в угольных глазах демона сверкнула искра жалости. Тогда я поняла, что надежда всё же есть…

Надежда вернуть его грешную душу снова в тело, исцелив её любовью.

Брови мужчины буквально сошлись на переносице, а на лбу выступила испарина. Прикосновения обжигали. Так, что кровь сама по себе сворачивалась, без антисептика.

Закончив с перевязкой, неожиданно, Давид схватил меня за волосы, с силой сжал, дёрнув на себя и зашипел в ухо:

— Давай кое-что проясним… Давай расставим все точки над «i», малышка.

Я украл тебя — чтобы уничтожишь. Потому что ненавижу. Ты будешь моей развлекушкой и моей тряпкой. Потому что я… не прощаю предателей. А потом, когда надоест с тобой возиться, прикончу.

Толчок. Бьюсь затылком о стену и словно на миг умираю.

Мне страшно. Очень и очень страшно. До такой степени, что становится трудно дышать, а сердце… кажется я чувствую, как там, в груди, оно трещит и лопается, изливаясь волнами крови, уничтожая каждый орган.

— Я хотела тебя предупредить. — Жалобный стон срывается с моих уст. — Клянусь, я не знала, что за мной следят.

— Шшш, это уже неважно. — Горячий палец мужчины касается дрожащих и разбитых до ссадин губ. — Прошлое не изменишь. Из-за тебя погиб мой лучший друг, а остальные друзья загремели на зону. — Водит по губам кончиком мизинца, повторяя их контур, а я сижу как каменная, вжавшись спиной в стену, потому что ужасно боюсь! — Они меня ненавидят. Из-за тебя. И потому что я вышел сухим из грязи. А они нет… — Оттягивает нижнюю губу. Слегка входит в рот пальцем. Дыхание Давида учащается, в то время как глаза изверга наполняются бешенством. — Отец внёс выкуп только за меня. А мои братья… я даже не знаю, живы ли они!

Душа падает в пропасть! Когда он жестко впивается в мои скулы пальцами и снова целует, своим напористым поцелуем будто наказывает, будто сжирает всю мою жизненную энергию.

Мычу, вырываюсь, но чувствую себя бесполезным насекомым!

— Ты будешь жить в моём доме. Ты будешь никем. — Отстраняется, тыльной стороной ладони стирает капельку крови, оставшуюся на его полных губах. — Тряпкой. В которую я буду спускать, когда мне захочется.

Пауза. За которой следует очередной сокрушительный удар…

Словом. Пока ещё словом!

— Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не начнёшь молить о прощении. И до тех пор… пока не издашь последний вопль.

Выплюнув приговор мне в лицо, он быстро покинул комнату.

Слёзы хлынули по щекам.

Забившись в угол, зажав рот ладонями, я истошно закричала.

Нет! Нет! Неееет!

Почему?! За что! За что ты так со мной поступаешь?!

Я не верила своим глазам. Я презирала свой слух!

Это не Давид. Это настоящий дьявол.

Я не думала, что люди когда-нибудь смогут опуститься до такого дна. В котором с удовольствием будут купаться в ненависти, жестокости, беспощадности.

Нет. Это не Давид. Не тот заботливый, нежный мишка, которого я когда-то давно знала, любила и лелеяла. Теперь он бездушный черт из табакерки.

Он считает, что это я выбросила его, моего мишку, в грязную лужу и в ней же затоптала. Но перед этим… вырвала его сердце.

Всё не так!

Давид меня обманул. Первым обманул!

Кормил ложью, а я принимала эту ложь за любимый пудинг.

Так кто из нас должен стать тряпкой для битья?!

* * *

Я просидела в том темном углу практически целые сутки.