Правая рука до сих пор была обмотана бинтом, а вот на левой проявлялась свежая ссадина.
Осмотревшись по сторонам и прислушавшись к звукам, с опаской направилась внутрь комнаты.
Тихо.
Лишь ветер изредка играет с облезлой балконной дверью, издавая неприятный скрип. В комнате достаточно жутко, но там всё же горит старенький, обглоданный молью торшер. И… в дальнем углу комнаты, напротив окна, я вижу силуэт одинокой девушки в бледно-розовом халате, которая смотрит перед собой не моргая, в одну точку и немощно вздрагивает, глядя в распахнутое настежь окно.
Я вовремя успела накрыть рот ладонями, чтобы не закричать!
Испугалась.
Фильмы ужасов отдыхают…
— Кто ты? — бросилась к девочке, осознавая, что бедняжка здорово замёрзла в своём тонком халате, — Как тебя зовут?
Нечто необъяснимое остро воткнулось в сердце.
Жалость. А может и неясность ситуации.
Мне бы следовало забить на всё и бежать, пока появилась возможность, но что-то не отпускало, не позволяло уйти.
Не могу её вот так вот просто бросить. Жалость дерёт изнутри, как дикая, разъяренная кошка, вспарывая каждый мой орган.
Девушка не реагировала на вопросы. Молчала и дрожала, как кленовый лист на ветру. Мне показалось, что она просто не может говорить, тем более, двигаться. Возможно, бедняжку парализовало.
На вид взрослая девушка, лет двадцати. Но худая и бледная, как мел. Длинные темные волосы, аккуратно заплетены в толстую косу. Большие карие глаза, полные губы, аккуратный нос. Черты лица незнакомки, особенно глаза, напоминали подозрительное сходство с внешностью Давида.
Правда её взгляд был пустым и направлен в одну точку.
Дотронулась до незнакомки, коснувшись плеча, легонько встряхнула — ноль реакций. В ответ чуть-было не «обожглась» от этого касания.
Да, я сама замёрзла, при том, что провела на улице не больше трёх минут.
А сколько же она тут сидит, на сквозняке? И, главное, почему одна? Неужели, эта несчастная тоже чем-то не угодила Давиду, поэтому он и ей устроил карательную расплату?
Запаниковав, быстро захлопнула окно на щеколду, а затем бросилась растирать её хрупкие плечики, прижимая девочку к себе, подбадривая ласковыми словами, а потом, стащив с дивана шерстяной плед, набросила на худенькое тело малышки, укутав незнакомку будто в кокон, и снова обняла, прижав к груди.
Вот и что теперь делать?
Да кто вообще она такая?
Посмотрела на ледышку снова, и в груди стало невыносимо жарко, а внизу живота, наоборот, холодно. Глаза точь-в-точь как у Давида… И волосы одного цвета. Только длинные, густые, заплетенные в тугую косу.
— Как тебя зовут? — ещё раз спросила, опустившись перед девушкой на колени.
Взяла её хрупкие и такие холодные ладошки в свои. Но она по-прежнему никак не реагировала. Смотрела в одну точку, дрожала.
Неужели она…
Мысли прервались громким, неожиданным хлопком.
Я вздрогнула, побледнев от шока, а девочка хоть бы что.
На пороге, люто зверея и хрипло порыкивая, выпуская пар из ноздрей, словно одержимый бык, стоял Давид.
— Ты что здесь делаешь??
Он был в гневе. А я в ужасе.
Отскочила от девушки обратно к балкону, но Давид оказался проворней и быстрей.
Годы практик на ринге не прошли даром. И бил он четко. И всегда точно.
Шлепнул меня по лицу, так что я, вскрикнув, упала перед ним на колени, схватившись за пылающую резью скулу.
Я не знаю, чтобы он со мной сделал в этот кошмарный момент.
Порвал бы наверно на части. Как рвал своих соперников во время боя не на жизнь, а на смерть.
Выругавшись, протянул ко мне руку, намереваясь схватить за волосы, как вдруг…
Что-то ему помешало.
В этот момент, девочка резко вскочила с кресла. Буквально на секунду зависла в воздухе и упала. Но Давид среагировал молниеносно. И этот будоражащий миг спас мне жизнь. Мужчина вовремя успел подхватить бедняжку прежде, чем она упала бы на пол и, не дай Бог, ударилась.
А потом девочка вдруг не с того ни с сего заплакала. Посмотрев на мою, разбитую в кровь губу. От этих слез, от вида этой беспомощной малышки у меня помутнело перед глазами, дыхание сбилось, а по венам пронёсся смертоносный ураган.
Внезапный гортанный рык будто заставил дом пошатнуться, как при землетрясении. Или это меня шатало, когда Давид вдруг гневно закричал:
— Наталья!!!
Не прошло и секунды, в комнату влетела темноволосая женщина, лет сорока, в темной, строгой одежде, напоминающей одежду сиделки, или гувернантки.
— Какого чёрта ты оставила её одну?!!
— Боже, Божечкиии! Простите! Что произошло? Девочка моя! — и кинулась к девчонке усаживать обратно в коляску, — Извините ещё раз, я в уборную отлучилась.
— Ещё раз облажаешься, Наталья, и я прибью тебя! Ясно! Она как лёд! Холодная! Почему окно было нараспашку?!
— Кристиночке нужен был свежий воздух.
Он бы точно кого-то прибил, если бы вдруг не отвлёкся.
На меня.
В чёрных омутах сущего зверя я прочитала опасное намерение, в котором он невербально дал понять, что я попала.
Не стоило выходить из комнаты. Не стоило лезть туда, куда бы ни в коем случае не следовало бы соваться. Та девочка… Вероятно для него безмерно важна.