Сладкая мука любви

Но пока он желал только покоя, благословенного мрака забвения, желал беспамятства. Без виски это было невозможно, потому что, стоило зажмуриться, женское лицо, всегда одно и то же, являлось перед ним. Порой он слышал голос, шепчущий его имя, или ощущал аромат лета, и солнца, и полевых цветов.

Тогда он угрюмо думал: «Будь ты проклята!»

В это утро все было не так, как обычно. Как раз в ту минуту, когда Такер ступил на порог дома, появился отец. Он был в весьма странном расположении духа, потому что – подумать только! – наткнулся на Эмму и имел с ней что-то вроде беседы. Отец обрушил на Такера лавину вопросов. Тот, однако, пропустил их мимо ушей, стараясь выяснить, как выглядела Эмма и что именно сказала.

– Сначала расскажи, о чем вы говорили! Ты наверняка накричал на нее и вконец расстроил…

– Что? Расстроил ее? – У Джеда вырвался короткий смешок. – Девчонка меня вовсе не занимает, с чего мне кричать на нее? Будь там никчемный папаша, тогда бы крик стоял, это уж точно.

Джед сердито протопал в дом, но за порогом приостановился и с минуту пристально разглядывал сына:

– Слушай, у тебя, часом, не отбили мозги? Являешься домой в таком виде, как будто тебя затоптало стадо быков, но заботишься только о том, как бы я не нагрубил этой Маллой.

Такер рассеянно прихлопнул муху, по неосторожности севшую ему на руку, и вытер шляпой пот со лба. Отец и сам выглядел ужасно. Под глазами у Джеда залегли глубокие тени, морщины, и без того глубокие, казались пахаными бороздами, в глазах притаилась тревога. Скорее всего он всю ночь глаз не сомкнул. Конечно, он ни за что не признался бы в этом, но Такер слишком хорошо его знал и не нуждался в словах.

– Эмма Маллой вчера вечером вызволила меня из переделки, – объяснил он. – Если бы не она, люди Маллоя точно прикончили бы меня.

Загорелое лицо отца посерело. Он яростно выругался:

– Вонючие безмозглые ублюдки! Когда они сдохнут, такой падалью побрезгует и гиена!

– Не буду спорить, – усмехнулся Такер.

Он рад был бы поскорее оказаться в своей комнате, но сразу сбежать не удалось. Низкий скрежещущий голос отца остановил его, стоило только сделать шаг.

– Это не может продолжаться бесконечно, парень. Я хочу, чтобы Уина Маллоя заперли, и заперли крепко, а чуть попозже вздернули и закопали. Шесть футов сырой земли быстро охладят его пыл, вот только закон не спешит с ним разобраться. Похоже, придется мне заняться этим делом самому. Слышал?

– Тебя только глухой не услышит, – буркнул Такер. – Для начала успокойся, а то свалишься с сердечным приступом. Со мной все в полном порядке. Троих ублюдков маловато, чтобы отправить меня на тот свет. Я обещал тебе, что справедливость восторжествует, и сдержу слово.

– Вопрос в том, когда. Мне надоело ждать, парень.

– Мне тоже. Но помяни мое слово, отец, если ты будешь брать все так близко к сердцу, то окажешься под землей раньше, чем Уин Маллой.

К его удивлению, Джед не огрызнулся, только молча кивнул и направился в столовую. Налив себе кофе, он направился к своему креслу.

– Ну, доволен теперь? – проворчал он, усаживаясь. – Видишь, я отдыхаю. Ничего не беру близко к сердцу. Вот только взгляну на стада – и снова в кресло.

– Отлично!

Такер снова попытался уйти к себе и снова был остановлен окликом отца:

– Эй, парень, хочешь кофейку?

Это был даже не оклик, а глухое ворчание, и смотрел отец не на него, а в чашку, но само по себе это было из ряда вон выходящее событие. Такер не помнил, чтобы Джед когда-нибудь предлагал ему что-либо, помимо нотаций.

– Конечно, но попозже. Для начала переоденусь, вырублю кусты у ручья, которые оставил напоследок, и поправлю ворота в загоне. Пайк добрался до дома?

– А куда он денется? Я его расседлал и задал овса.

– Вот и хорошо.

Теперь, вспоминая этот разговор за выпивкой в салуне, Такер неожиданно почувствовал себя виноватым. Стоит быть с ним поласковее, решил он, вспоминая тревогу в глазах отца. Пусть себе ворчит и огрызается. Черт возьми, он годами не был таким… почти заботливым!

Переодевшись и умывшись, Такер сразу занялся рутинной работой, которая никогда не переводилась на ранчо. Однако что бы он ни делал, мысли возвращались к случившемуся между ним и Эммой Маллой. К своему удивлению, Такер не чувствовал потребности перебирать в памяти интимные моменты, как то бывало после близости с другими женщинами. Он просто думал об этой девушке. Казалось, образ ее парил совсем рядом, недоступный и в то же время близкий.

Близкая и недоступная. Видение, которое невозможно прижать к груди, невозможно поцеловать, а как раз этого ему больше всего и хотелось.

К чему обманывать себя? Он совершил ужасную ошибку. Вместо того чтобы перебеситься, он только туже затянул петлю если не на шее, то на своей памяти. До сих пор ему не случалось так упорно возвращаться мыслями к одной и той же женщине и уж тем более желать ее непрестанно, ежечасно.

Он не только не освободился, – он необдуманно допустил, чтобы Эмма завладела им окончательно.

Именно поэтому Такер решил отправиться в город задолго до вечера. Он разыскал отца на одном из пастбищ, объявил, что не вернется до утра, и уехал.