– Добрый день, Пит, – приветствует он меня. – Я полагаю, вопрос с согласием на съемку мисс Эвердин улажен?
Я киваю, ощущая неясное беспокойство внутри.
– У всех есть слабые места, – как можно ровнее отвечаю я. – И мне известно, “где” брешь в обороне у Китнисс.
Президент соглашается, но не спускает с меня своих внимательных глаз.
– Душ не был слишком холодным? – растягивая слова, наконец, спрашивает Сноу.
Сердце стремительно набирает бег. “Что” известно президенту и как он это трактует?
– В самый раз, чтобы погасить огонь, которым славится Китнисс, – спокойно отвечаю я, хотя внутренности скрутило от неприятного предчувствия.
Взгляд Сноу буквально пробирается мне в душу и копается там, разыскивая скрытые от чужих глаз тайны. Призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не показать трепета или страха. Если Президент найдет повод сомневаться во мне, шансов избежать возвращения в темницу будет мало.
– Надеюсь, – говорит Сноу, – пламя мисс Эвердин не опалило тебя, Пит?
Голос Президента вкрадчивый, будто мы беседуем о сокровенном. Безразлично пожимаю плечами.
– Маловероятно, что подобное возможно, – произношу я уверенно, и только спустя бесконечное мгновение Сноу кивает.
– Хорошо. Я знал, что не прогадаю, выбрав тебя. Ты такой же расчетливый, как и я, Пит. В тебе скрыто куда больше, чем хотела видеть мисс Эвердин, превращая прирожденного политика в сопливого щенка, которого можно водить на поводке.
Поднимаю голову выше, вздергивая подбородок, смотрю прямо на Сноу. Мои губы плотно сомкнуты, а взгляд бесстрастен.
– Она еще поплатится за все свои грехи, – отвечаю я, и Президенту мои слова кажутся смешными. Его рот искривляется в подобии улыбки, скрытой за густой бородой.
Мы оба поворачиваемся в сторону двери, когда под звонкий стук каблуков Клариссы в комнату входит Китнисс. Выглядит она великолепно – никакого сравнения с грязной измученной девушкой, которую я сегодня выгонял из камеры. Волосы Сойки уложены наверх, и мягкими волнами падают вокруг головы. На ней белое платье в пол: сверху оно почти полностью из тонкого кружева, а его юбка плавными волнами спускается вниз. Меня неприятно поражают открытые плечи и… Яркая метка, которая особенно бросается в глаза.
– Клеймо надо прикрыть, – говорю я, обращаясь к Сноу, пока моя помощница подводит Китнисс к трону и показывает, куда той следует встать.
– Отчего же, мистер Мелларк? – интересуется Президент.
Хмурюсь от официальности его обращения, потому что оно всегда означает одно и то же – Сноу не доволен, но в данный момент я уверен, что поступаю правильно.
– Может быть, предложите занимательную версию, откуда на плече моей «любимой» герб Капитолия?
Я буквально выплевываю слово «любимая», и, может быть, это лишний раз доказывает Президенту, что нет смысла беспокоиться о моей возможной привязанности к Сойке.
– Разумно, – соглашается Сноу, позволяя мне скрыть от чужих глаз рану Китнисс.
Я и Президент не спеша подходим к Сойке и становимся перед камерами.
Глаза Китнисс неотрывно наблюдают за мной, но она не выглядит напуганной или затравленной. Наоборот, в ее глазах странная решимость. Окидываю взглядом комнату – уж не затаились ли по углам сообщники Сойки? – но тут же отбрасываю эту мысль. Китнисс Эвердин полностью в моей власти. Она будет делать только то, что я захочу.
Я замечаю удивление на ее лице, когда отламываю один из цветков и подношу его к ней. Пару секунд, и нежный бутон оказывается закрепленным в паутинке кружева на платье Китнисс, прикрывая отвратительный рубец.
– Спасибо, – тихо говорит она, чтобы слышал только я.
Небрежно киваю и отворачиваюсь, памятуя о том, что решил держаться подальше от этой девушки. Какие бы чувства я к ней ни испытывал, подпускать ее близко к себе я больше не намерен. Или я покалечу Сойку, что не приемлемо в условиях войны, или я снова захочу обладать ее телом, что не подходит уже лично мне.
Я беру Китнисс за руку, потому что именно так поступали «несчастные влюбленные», и внимательно смотрю в камеру. Оператор ведет обратный отсчет, и едва на камере загорается красная лампочка, свидетельствующая о том, что началась запись, я чувствую, как рука Китнисс крепко сжимает мою. Удивляюсь этому, но понимаю, что пока идет съемка, придется терпеть.
Комната наполняется громкими звуками гимна Панема, который постепенно стихает, давая возможность Президенту произнести речь.
– Никогда еще наш великий народ не был так единодушен, – говорит Сноу. Он сидит на своем белоснежном «троне», а я и Китнисс стоим рядом. Наши тела чуть повернуты друг к другу, а на лица натянуты улыбки.
– Панем громогласно утверждает, – продолжает Президент, – Капитолий и Дистрикты слились в едином порыве. Вместе мы противостоим попыткам внести разлад в наши умы.
Я стараюсь сосредоточиться на том, о чем говорит Сноу, но мне трудно игнорировать Китнисс, которая нарушила заранее оговоренную позу и теперь смотрит не в камеру, а на меня. Против воли я бросаю на нее взгляд и замираю, пораженный нежностью, которой светятся ее глаза.
– Мятежники обманывают Вас, призывая к кровопролитию…