Сладкая песнь Каэтаны

Опасаясь всеобщего осуждения, Эрнесто отступил к холодильнику. Посмотрел на свои руки, с которых еще не была отмыта паровозная копоть. Никто не владел его сердцем. На испепеляющую любовь, возрастающую в геометрической прогрессии, он был неспособен.

– Я человек женатый, у меня дома жена. – Тут он повысил голос, чтобы перекрыть шум холодильника: – В эту минуту стол накрыт и меня дожидается горячая пища. Кто из вас может похвастаться такой любовью?

По мере того как рассказ Виржилио уводил всех от действительности, Джоконда все больше заботилась о сохранении своих тайн. Она осуждала Виржилио за бесплодную изобретательность и легкость, с которой он лгал, чтобы запугать маленькое общество.

К сожалению, ей не хватало умения рассказать о чем бы то ни было с фантазией. В памяти ее были провалы, которые она не могла заполнить собственными импровизациями.

– За все эти годы никто мне не говорил, что у нашего учителя нюх, как у легавой собаки! Так знайте же, что своими секретами я распоряжаюсь сама. И никто у меня их не отнимет. В моей берлоге разнюхивать нечего, – сказала Джоконда.

Она понимала, что ее ирония соответствовала личной точке зрения Виржилио, которую сейчас поддерживал и Полидоро. Однако, поддавшись искушению уйти от доморощенной логики, которая, возможно, позволила бы ей быть более красноречивой и убедительной, Джоконда решила активней участвовать в стихийно возникшем бесконечном празднике.

– С каких это пор Полидоро – единственный обладатель и образец такой страсти, которую Виржилио без конца расхваливает?

И улыбнулась, вызывающе глядя на Полидоро. Вступая в открытый спор с Виржилио, она ратовала за любовь, порождаемую воображением и укрытую тайной.

– Забраться на женщину – дело нехитрое. Достаточно пойти в пансион. А вот любовь поддерживается в темном помещении, лишенном движения воздуха.

Джоконда покачивала головой, тюрбан колыхался. Ей нравился этот странный праздник. Здесь она вблизи почувствовала разрушительную силу влияния артистов. Разве не они разбивали сердца разочарованными улыбками?

– Браво, Джоконда! – сказал Эрнесто, позабыв о семье. Вивина сейчас казалась ему вроде бы воспоминанием прошлого. Злорадно глянул на часы. Дома Вивина, должно быть, ест гуаяву в сиропе, а ей надлежало бы подождать его. Теперь он ждал, когда же куколка в лице Джоконды превратится в бабочку.

Полидоро принял еще бокал вина и, не собираясь ссориться, кивнул Джоконде.

– После всего, что тут говорилось, остается узнать, выполню я или нет просьбу Каэтаны, которую она высказала перед заходом солнца.

– Что же она попросила? – спросил осмелевший от вина Франсиско.

Вино смягчило Полидоро.

– Джоконда права. Пока это секрет, и я никому его не выдам.

Боясь, что рутина состарит их всех раньше времени, Виржилио всполошился.

– Так выполним же просьбу Каэтаны, – сказал он в знак того, что предлагает свои услуги.

Джоконда поправила тюрбан – при достаточном воображении она ничем не хуже французской писательницы, у которой позаимствовала его фасон.

– Рассчитывайте и на меня! – взволнованно воскликнула она. – Раньше у меня не хватало воображения, а теперь хватает.

Широкими шагами она подошла к Полидоро, к ней присоединился Виржилио.

Эрнесто показалось, что его дружба с фазендейро в опасности. Давно устоявшиеся чувства разрушались без предупреждения. Отметив про себя, что Мажико и Франсиско перехватывают у него инициативу, он сказал:

– Разве вам не ведомо, что даже при демократии сохраняется естественное право?

Франсиско возмутился, что Эрнесто так безжалостно намекает на его низкое происхождение: в конце-то концов, именно такие, как он, вершили революции. Подождал, не вступится ли Джоконда, однако всех пьянила перспектива будущего, которое поразит их шипами несбыточной мечты, и никто ничего не сказал.

Остракизм задел Франсиско за живое: всякое принижение его места в обществе сокращало ему жизнь.

– Да здравствует президент Медичи! – с горя провозгласил он.

– Ну, это уж слишком! – Виржилио устыдился здравицы в честь диктатуры, которая в грядущие годы будет проклята историей.

Полидоро, член правительственной партии, только улыбнулся.

– Так за дело, сеньоры. Нам предстоит сделать многое, мы не имеем права оплошать.

И он собрался выйти из кухни, но Франсиско с каким-то подобием улыбки на лице остановил его.

– Последний тост.

– Можно узнать, в честь кого? – Виржилио силился вернуться из царства мечты.

– За кого же еще, как не за Каэтану!

И Франсиско посмотрел на Полидоро в надежде узнать что-нибудь по выражению лица фазендейро, но маска Полидоро не таяла под лучами эмоций. И Франсиско без колебания поднял свой бокал, остальные последовали его примеру.

– Да здравствует Каэтана! – торжественно возгласил он.

Против этого тоста никто не возражал.