Сладкая песнь Каэтаны

В качестве ученого-историка Виржилио счел своим долгом придать прощанию торжественность, достойную праздника.

– В противоположность тому, что было сказано, я не всегда считаю выдумку честной. Эту прерогативу лжи можно поставить артистам в вину. Я никого не хочу обидеть, но, по-моему, артисты не испытывают никаких угрызений совести.

– Зачем вы говорите это нам? Разве мы все здесь не артисты? Даже Три Грации борются за то, чтобы их признали таковыми, – сказала Каэтана, давая выход раздражению.

– Этого я не знаю, – чистосердечно признался учитель.

Виржилио завел всех в тупик, и никто не хотел покинуть гостиную и вернуться в «Ирис». Никто не знал, как распутать клубок неприятностей после вечера, на котором подавали такие восхитительные пирожки.

– Конечно, знаете, – пропищала Себастьяна, решившись на робкое, но независимое суждение.

Виржилио, всегда отдававший предпочтение Себастьяне, почувствовал, как зашатался его авторитет учителя, завоеванный не только с кафедры, но и в постели, и попробовал утихомирить Себастьяну знаками.

Но расстроенная Себастьяна не внимала ему.

– Наш талант предназначен для сцены. Не лучше ли отправиться отсюда прямо в «Ирис» и порепетировать? Я теперь без искусства жить не могу!

Вздохи Себастьяны подстегнули историка, жаждавшего насладиться такими же эмоциями, какие выразила его любимая Себастьяна.

– Мы – группа мужчин и женщин, оборванных, но счастливых благодаря иллюзиям, создаваемым искусством, – прервала ее Диана, гордясь такой высокоторжественной фразой.

Эрнесто не узнавал города, где он родился: становление новых нравов вызывало у него беспокойство.

– Да о каком сообществе идет речь?

– Мы все в душе представители Возрождения, но родились в Бразилии, и в этом наша беда, – сказал Виржилио.

Такой пессимизм взбодрил аптекаря.

– А боевой клич императора Педро I разве ничего не стоил? – возразил он с патриотическим пафосом.

– Река Тиете, где родилась эта слава, теперь полна дерьма и иллюзий насчет прогресса. После всех президентов чего можно ждать и от теперешнего Медичи? – Сам испугавшись своих резких слов, учитель поспешил исправиться: – Хорошо еще, что история сохранила их имена и должна быть снисходительна к ним.

Балиньо распахнул двери настежь, желая поскорей выпроводить гостей. Усталые от споров, они один за другим потянулись к выходу. Одни целовали Каэтану в щечку, другие прикладывались к руке. Актриса не уклонялась от ласк, но не отвечала на них.

– А меня ты поцелуешь? – вызывающе спросила Джоконда.

Каэтана почесала в волосах. Ей было жарко, несмотря на прохладный ветерок, проникавший в гостиную на исходе дня.

– Это будет мимолетный поцелуй. А более долгий ждет тебя в «Ирисе», когда закончим представление.

Она наклонилась к Джоконде, так как была выше ее ростом. Прикоснулась губами к правой щеке возле уголка губ. Помедлила какую-то долю секунды, пока Джоконда не оторвалась от нее, почувствовав невольный жар, после чего вышла из гостиной.

– Когда вы навестите нас в «Ирисе»? – спросил грек.

Вениерис поспешил занять место Джоконды. Вид у него был рассеянный, он плыл под парусами по волнам Эгейского моря, не замечая страстей, так бурно проявившихся в его присутствии.

Каэтана протянула ему руку, тяжелую от колец: актриса нацепила на себя все драгоценности, чтобы поразить Джоконду и Трех Граций. Грек, как вежливый кавалер, подержал ее руку в воздухе достаточно долго, чтобы успеть заметить маленькие пятнышки на коже – недвусмысленный знак прожитых лет.

Угодья фазенды Суспиро простирались до границы штата Эспириту-Санту. За время нахождения в этих краях речь Додо изменялась, приобретая местный выговор, и женщина с гордостью заявляла, что, хоть она уроженка штата Рио-де-Жанейро, она в то же время и жительница штата Эспириту-Санту, и после этого ждала, что ее увенчают лаврами за принадлежность к блестящей культуре, чего из-за ее богатства никто не собирался делать.

К радости Полидоро, Додо дважды откладывала возвращение в Триндаде. На время своего отсутствия неблагодарную миссию следить за Полидоро она возложила на старшую дочь, до которой в конце концов дошли слухи о том, что остановившаяся в гостинице «Палас» Каэтана того и гляди сманит ее отца в свою компанию.

Сославшись на открытие бюста деду, молодая женщина убедила мать приехать немедленно: не отсутствовать же на церемонии, прославляющей род Алвесов, всех его представителей, не исключая дальних родственников, осиянных славой старого Жоакина.

Додо потребовалось новое платье: дорогие тряпки, висевшие в шкафу, ее не устраивали. Зеркало не позволяло надлежащим образом оценить фигуру, а надо во что бы то ни стало вызвать восхищение неимущих женщин.

– Если у меня зеленые глаза, так надо, чтобы это видели, – говорила Додо, прохаживаясь по дому и все подвергая строгому осмотру.

Договорившись с портнихой, чтобы платье было готово назавтра за час до открытия бюста, Додо направилась в лавку Вениериса. Несомненно, он подберет шелк, чтобы тело ее ощущало легкость, которой ей давно не хватало.