Поднявшись повыше, самолет пересек линию пожара, и мы сразу оказались в чистом воздухе. Очевидно, навстречу распространению пожара дул легкий ветерок и сносил весь дым туда, на выгоревшую сторону. Временами направление ветра менялось, и я успела увидеть, как огромный клубок дыма оторвался от дымовой стены, из которой вынырнул наш самолет, и устремился к земле, накрыл копошащиеся в непосредственной близости от фронта пожара фигурки людей среди поваленных деревьев.
Самолет пролетел над ними, и стала ясна цель их усилий. Поперек направления движения пожара пролегла широкая просека, которую вспахивала мощная землеройная техника. Даже с самолета вспаханная полоса казалась широкой, на земле она выглядела, наверное, еще более внушительной. Но с высоты было отлично видно, что усилия лесных пожарных не увенчаются успехом. Они явно не успевали преградить путь огню…
Значительно правее, если смотреть по направлению нашего движения, огонь вырвался далеко вперед и находился фактически уже за спиной пожарных. Через вспаханную полосу ему, конечно, не перебраться, но пламя обойдет просеку с правой стороны и заставит пожарных в очередной раз отступить перед огнем.
Самолет повернул немного левее, и фронт пламени ушел из моего иллюминатора. Я сидела справа по борту, и теперь в поле моей видимости возник слегка задымленный, но все же отчетливо различимый городок на горизонте. Я хорошо разглядела церковь и какую-то высокую кирпичную трубу, из которой шел густой белый дым, постепенно сливающийся с дымом лесного пожара.
— Сухая Елань, — раздался рядом голос Игорька, — я на карте посмотрел.
Игорь кивнул на стол посреди салона, на котором, как и всегда, была разостлана большая карта этой местности.
— Огонь в эту сторону идет, хотя и правее немного заходит…
Игорь любит пояснять то, что и так уже ясно, хотя в целом он отличный аналитик и по способностям, и по личному пристрастию к дедукции. Вот и сейчас он сообщал мне то, что видно было невооруженным глазом. Но я не стала к этому цепляться: зачем создавать ненужную напряженность между нами перед началом работы? Он отличный партнер на любом задании. Так же, впрочем, как дядя Саша Маслюков, наш Кавээн.
— А где же это самое Полоцкое, куда мы летим? — спросила я Игорька, раз уж он успел изучить карту, пусть поработает немного экскурсоводом, тем более что эта роль ему всегда нравится.
— Полоцкое левее, — ответил Игорь и показал жестом на иллюминаторы по левому борту, в которые уже уткнулись Кавээн и Григорий Абрамович.
— Похоже, времени у нас в запасе совсем мало осталось, — добавил он обеспокоенно и тут же погрузился в одному ему понятные вычисления, бормоча при этом: — Если скорость ветра четыре метра в секунду, а в безветренную погоду огонь в смешанном лесу средней густоты распространяется со средней скоростью…
Я взглянула в его иллюминатор и поняла, чем вызвана его обеспокоенность. С борта самолета трудно точно оценить расстояние, но фронт пожара был уже, можно сказать, в непосредственной близи от полусотни деревенских домиков, окруженных какими-то небольшими строениями, садами и линиями дорог. Мне показалось даже, что я вижу движение огня. Я знала, что это только кажется. При встречном ветре огонь распространяется не со шквальной быстротой, как при попутном урагане, а всего на несколько десятков метров в час, но шевельнувшаяся в сердце тревога уже прочно им овладела и не уходила… Полоцкое было обречено, и единственное, что мы могли сделать, — это помочь его жителям выбраться из зоны пожара.
— Лагерь! — объявил Григорий Абрамович во всеуслышание, и мы поняли, что он обращается ко всем нам сразу. — Ох, черти тебя раздери! Он же вот-вот сгорит, что же эти придурки не начинают эвакуацию?!. Погорят же все — и зеки, и вертухаи!
Мы прилипли к иллюминаторам. Лагерь, четко выделяющийся правильным квадратом очищенного от леса пространства, оказался еще чуть левее Полоцкого, но гораздо ближе к полосе огня, чем деревня, рядом с которой мы должны были приземлиться. Как ни странно, мне показалось, что огонь в этой стороне слабее.
Или это было только неизвестно откуда взявшееся впечатление? Но как бы там ни было, от стены огня до ровных, аккуратных прямоугольничков лагерных бараков оставалось не более двух километров… Я видела, как по территории между бараками бегали маленькие людские фигурки, в которых нетрудно было угадать заключенных, и исчезали в лесу. Они пересекали лагерный периметр с той стороны, которая была ближе к огню.
«Что это? — подумала я. — Побег, о котором говорил Григорий Абрамович?»
Но тут же сообразила, что никакой это не побег — мы пролетели над самым лагерем, и я увидела, что люди внизу валят деревья в непосредственной близости от лагерного периметра, отмеченного по углам вышками охраны, а два трактора отволакивают сваленные деревья куда-то в сторону. Могла ли принести какой-нибудь результат эта работа, мне было трудно сказать, слишком быстро все это промелькнуло перед моими глазами и сменилось колышущимися верхушками зеленых, еще не тронутых огнем сосен и густыми дубовыми шевелюрами.