Сладкая вендетта

Снова послышалось звяканье и шаги – экономка вошла в комнату. По стенам заплясали отблески неяркого света, по-видимому, женщина держала лампу. Ева напряглась и почувствовала, что Далтон тоже напрягся. Неужели экономка услышала, как они с Далтоном вошли в дом? Если так, то она, вероятно, первым делом заглянет как раз за ширму. Придумать невинное объяснение их присутствию здесь будет невозможно, а убить бедную женщину по голове и связывать Еве не хотелось, но она была готова это сделать, если ситуация заставит.

Шаги смолкли, экономка вздохнула. Комната осветилась ярче. Ева осторожно выглянула из-за ширмы и увидела, что экономка стоит на том самом месте, где несколько мгновений назад стояли они с Далтоном. Пожилая женщина с мечтательным выражением лица смотрела на окна бального зала.

– Ох, какая же красота!

Она снова вздохнула и, чуть покачиваясь в такт музыке, начала напевать мелодию, которую играли в особняке напротив.

Ева попятилась. Экономка их не увидела, и пока они стоят за ширмой, и не увидит. Однако Ева в ее присутствии не могла чувствовать себя спокойно. А судя по выражению лица женщины, уходить она не спешила.

Ева старалась стоять неподвижно и дышать медленнее, но близость Далтона волновала ее. Утром, зная, что ей предстоит провести весь день в экипаже, Ева надела небольшой турнюр, и теперь только этот предмет одежды создавал небольшое расстояние между ней и Далтоном. Чувствуя спиной твердые мускулы его широкого торса, Ева уловила аромат мыла, шерстяной ткани и… разгоряченного мужского тела. Каждой клеточкой своего организма она остро ощущала размеры Далтона, его мощь, его силу – как телесную, так и силу воли. А когда почувствовала на своей шее тепло его дыхания, по ее телу пробежал трепет нарастающего возбуждения. Руки Джека по-прежнему лежали у нее на животе. Ева немного изменила положение, чтобы встать поустойчивее, и его пальцы скользнули вверх. От этого легкого прикосновения Еву охватила волна дрожи. Она хотела, чтобы Далтон широкими ладонями накрыл ее грудь, и одновременно боялась этого.

Руки Джека остались там, где и были, но Ева почувствовала, что у Далтона тоже захватило дух. Значит, на него это действовало так же сильно, как и на нее. Она понимала, что его рот всего лишь в каком-то дюйме от ее шеи, и у Евы возникла почти непреодолимая потребность отклониться назад, чтобы губы Джека могли коснуться ее кожи. Какие у него губы? Грубые? Мягкие? Или и то, и другое? Но как бы ни велико было желание это выяснить, мисс Уоррик осталась стоять неподвижно. Это все, что она могла сделать, чтобы не потерять бдительность. Нельзя было допустить, чтобы экономка их обнаружила. И они, замерев и не издав звука, не дали взаимному влечению взять над ними верх.

Казалось, прошло десять жизней, пока экономка не опустила портьеру и вышла из комнаты. Ева и Далтон дождались, когда шаги стихнут в коридоре, но ни один из них не шелохнулся. Ева говорила себе, что это просто предосторожность на случай, если экономка вдруг вернется. Наконец она вышла из-за ширмы – почти вывалилась, потому что ноги ее плохо держали, а голова кружилась. Ева слышала, как Далтон позади нее пробормотал ругательства. Судя по звукам, он оправлял одежду, а именно брюки.

Мисс Уоррик сразу же подошла к окну и отдернула портьеру, чтобы посмотреть в зал.

– Рокли все еще там, – сказала она, понизив голос. – Мы в безопасности.

– А вот насчет этого, милая, ошибаетесь. – Далтон возник рядом с ней, его лицо было словно высеченным из камня, на щеках стала заметна отросшая щетина. Он казался живым воплощением непоколебимой мужественности. – Вы и я вместе, – продолжал Джек низким голосом, похожим на рык, – опасны, как заряженное ружье.

Глава 8

Эта ночь им ничего не дала. Во всяком случае, ничего полезного. В два часа ночи Рокли наконец ушел с бала и поехал домой. По дороге никуда не заезжал. Не было ни тайных ночных встреч на складах возле реки, ни визитов в один из выбранных борделей. Он просто поехал домой.

Что касается Джека, то за эту ночь он стал ненавидеть Рокли еще сильнее, если такое вообще возможно. Этот мерзавец продолжал жить точно так же, как жил раньше. Привилегированный, защищенный от невзгод, не подлежащий критике столп светского общества. Если они найдут способ испортить его репутацию, это будет настоящим чудом.