Сладкая Вита

– Странно, – не унимается Тома, – если секс нельзя, зачем он тогда возится с тобой? Витка моргает, не давая горьким морщинкам наползти на лоб:

– А вот влюбился, понравилась я ему! – с тем же вызовом она добавляет, – и потом, секс, он разный бывает, Тамарочка, вы забыли?

Вита называет на «Вы» только Тамару, и сейчас это звучит оскорбительно.

– Катерина Ивановна! Ну почему я должна это всё терпеть? – Тамара выбежала в коридор, наткнулась на санитарку. Уголком бумажной салфетки она промакивает глаза, делая вид, что смотрит в окно. Тётя Катя, убирая с Томиного халатика пёрышко, говорит как бы невпопад:

– Вы меня простите, Томочка, но вам нельзя так напрягаться.

Тома непонимающе смотрит на нянечку:

– Да я здесь только и знаю, что расслабляюсь. Достало уже это расслабление!

– Нет, Томочка, ты очень хорошая, правильная девочка, – тётя Катя переходит на «ты», – тебе надо научиться расслабляться. Смотри, как ты себя загнала. У-у, даже кулачки не разжимаются. А ведь так во всём теле. Ты хочешь ребёночка удержать, а сама жмёшь, жмёшь, как пресс. А ему свобода нужна. Поудобнее устроиться, уютно расположиться. И чтобы ты ни о чём не тревожилась. Понимаешь, свобода, любовь и ласка. Ему нужна просто… мягкая мама!

Тамару «девочкой» не называли уже лет пятнадцать. От неожиданности не нашлись аргументы против тёти Катиных «тёмных предрассудков». Она смогла только заворожено прошептать:

– Мягкая мама? Я попробую.

Расстановка сил в палате немного поменялась. Вита снова ходит по соседям, но теперь раздаривая им пищу. И к ужину, и для пересудов. Оля уже не плачет. Плачет Тамара. Она пересказала нам тёти Катины «предрассудки», и мы засели их пережёвывать, каждый в своём понимании. Хотя, конечно, все думаем об одном и том же. Любовь, мужчины, дети – разве не вокруг этого вертится большинство женских мыслей?

Следующая очередь плакать выпадает, по-видимому, мне. Поводов достаточно. Не выбирает меня мой ребёнок, не хочет во мне поселиться. Вроде всё нормально, но никак не получается. Надо что-то делать, что-то срочно понять.

Пока я придумала только поймать тётю Катю в коридоре. Вдруг и для исполнения моей мечты у неё припасён рецептик? Вот уже полчаса в нерешительности трусь под дверью комнатки санитарок. Зайти? Спросить? Выменять мудрость на шоколадку – мне не по силам. Почему Виткины сладости так легко ныряют в карманы? Ей удаётся горькую правду бросить в лицо и так же запросто подсластить миг чужой жизни. Я не могу, что за барьер.

Ведь это просто – протянуть гостинец, и всё! Отдать, поделиться, все так делают. Может, я жадная? Не умею общаться? Не могу. Я даже забыла, зачем пришла, уже не до мудрости, если простое действие вызывает столько мучений. «Вот вам для сладкой жизни!» – тьфу ты. И как только Витка эти глупости выговаривает. Дверь распахивается прямо перед моим носом.

– Кто тут бродит? – грозный рык бабы Наты обескураживает меня ещё больше.

– А… Катерина? – еле уворачиваюсь от тяжёлой двери

– Ушла пораньше, – баба Ната убавляет грозность. На «автомате» протягиваю шоколадку ей:

– Вот, это… Вита передала, – так и не смогла от себя, свалила на Витку.

В палате тихо. Чтобы не будить девчонок, плачу беззвучно, сжавшись в комочек. У меня есть всё, и даже мужчина в пиджаке. Но что-то другое нужно, что-то ещё, чтобы чудо поселилось во мне. Я пришла лечиться, я не собиралась реветь. Современная медицина и технология помогут, обязательно. Чему верить, если не им? Мужчина, деньги, дом. Всё есть. А чего не хватает во мне самой? Там, внутри. Может, любви? Сможет ли медицина подсказать мне это.

В середине ночи нас разбудили крики и мат. В приёмном покое бурно обсуждали что-то. Бухнула дверь, остался только один возмущённый голос. Крик перешёл в громкий шепот, по большей части нецензурный. Дверь открылась, на пол шлёпнулась сумка, кто-то, чертыхаясь, застелил кровать: «Вот суки! Нафига мне больница!»

«Заткнись и спи, утром доорёшь», – Витка спросонья не дала развиться дискуссии. Новоприбывшая буянка, действительно, заткнулась. И начала с того же места утром, дождавшись, когда мы проснёмся.

День грядущий приготовил нового, невиданного персонажа. Мысли, сомнения и переживания, – всё ушло на задний план. Крепкая деваха лет тридцати, пытаясь, по Томиной просьбе, материться хотя бы через слово, излагает претензии всему отделению. Её не устраивает всё: привезли среди ночи, плохо осмотрели, зря выписали лишние анализы и ненужные таблетки.

– А на хрена ты «скорую» вызвала, – лениво переспрашивает Витка, завтракая колбасой. Сегодня, на удивление, токсикоз взял передышку. Новенькая в очередной раз объясняет, что абсолютно здорова, а «скорую» вызвал муж, когда ей немного «кольнуло» в боку:

– Да я знаю, что у меня всё в порядке! – бьёт она себя в грудь, доказывая почему-то Тамаре.

– Люба, подождите результатов первых анализов и обхода врача. – Тамаре не хватает только белого халатика.