Сладкая жизнь

Непрост оказался Славка Труба, ох непрост. Когда предлагал Корейца сдать, сам ведь про все его проблемы напомнил — про Германа в том числе, — сам заявил, что готов в любом деле помочь. А когда узнал, что Андрей готов сдать Генку, — после того телефонного разговора, когда Труба в Тюмени был, — послал людей Германа напрячь. Недаром во время следующего базара, уже накануне стрелки, бросил невзначай, чтобы Андрей позвонил знакомому своему, который с бородой — который после разговора со Славкиными людьми очень хочет что-то Андрею отдать. Приманку кинул — сечешь, что я все могу? Должен был тебе человек триста штук, и нечем ему было отдавать, даже РУОПу тебя сдал, — а теперь отдает, потому что я помог. Так что, мол, не передумай до завтрашней встречи и не шути — мы ж кореша.

И ведь отдал все Герман — как раз четырнадцатого утром, накануне стрелки, Голубь ему и позвонил. И подъехал, и тот отдал то, что занимал, клялся еще, что вот-вот вернет еще сотку, что по процентам набежала.

А потом все случилось с Трубой. И так как самого Андрея найти люди Трубы не смогли пока, Славка и дал отмашку, чтобы Германа валили. И сам небось информацию через людей и кинул мусорам — что причастен к этому Андрей Юрьевич Семенов. А че — самое реальное. Герман, когда деньги Голубю отдавал, клялся, что он про Андрея ни слова, что все случайно вышло. Насчет того, что случайно, пургу гнал, а вот что лично про него ничего не сказал, это похоже. У него, Андрея, тоже ведь завязки есть в мусарне — потом уже выяснил, что ловили кого-то неконкретного. Герман, правда, погонялу назвал — какой-то Леший, мол, бабки тянет, — но мало ли, может, еще кто с такой кликухой завелся или его намеренно подставлял, кося под него. Зато теперь ищут именно его — и поди отмажься.

Хитро — в падлу, конечно, через мусоров работать, но хитро. Значит, есть теперь у ментов информация — о том, что Герман должен был деньги Андрею Юрьевичу Семенову по кличке Леший. А скорее даже не должен был, а вымогал у него деньги господин Семенов. Герман ведь найти должен был где-то эти бабки, двести штук, значит, по знакомым ходил или что-то продавал. И кому-то, а скорее всего нескольким людям, чтобы разжалобить, мог ляпнуть, что бандиты наехали круто, требуют бабки, попал крепко, а не отдашь — кончат. Про долг он вряд ли кому сказал — никто бы ему тогда бабок не дал, сам попал, сам крутись, — а вот про рэкет точно. Мог еще наплести, что семью убить обещают или чего-нибудь в этом роде, — кто знает, как его Славкины люди напрягали.

А значит, теперь эти знакомые, которые ему помогли и знают уже, что денег не вернуть, дадут показания. И выйдет, что хотя господин Семенов получил с коммерсанта приличную сумму, все же решил его убить — то ли бабок мало показалось, то ли отплатил за то, что коммерсант месяц назад обратился в РУОП.

В общем, он прих…ел слегка — и он, и Пашка, которому все рассказал. Правда, решаемый был вопрос — были люди и на Петровке, и в прокуратуре, кому платил регулярно за помощь. На завтра запланировал встречу — и готов был проплатить прилично, чтоб выведали все и потом дело закрыли или в другую сторону следствие подтолкнули. И с адвокатом следовало перетереть на всякий случай. Но один х…й время надо, чтоб все решить, а пока…

И тут еще Кореец обо всем узнал — хер поймешь откуда. И сейчас опять начнет свое — сматывай, да поскорее. Он на следующий день, после того как от пьянки отошел, ему позвонил — на номер, который Генка Голубю оставлял, — и, чтоб не слушать, что Кореец скажет, сразу заявил, что встретиться хочет, дело есть. И пропустил мимо ушей фразу, что дела его кончились, — повторяя свое. Услышав наконец, чтобы приезжал в Строгино и встал у автосервиса, перед выездом на окружную, и из тачки не вылезал. Место глухое, потому чуть не шмальнул, когда какая-то рожа сбоку к «паджеро» подошла — сразу видно, что из братвы, — только потому, что тот один был, не шмальнул, хотя в тачке, от которой этот пришел, сидел кто-то еще. И сжимал ствол, приспуская стекло, когда этот буркнул: «Леший? За мной езжай — ждет Кореец».

И расслабился, только когда его привели в эту квартиру — с такими предосторожностями, словно в бункер Гитлера, который он видел, когда в Германии был. На горе, высоко жутко, «Орлиное гнездо», что ли, — вот туда хер проберешься, и сюда так же. У подъезда тачка с людьми, в квартире несколько человек, и открывают дверь минут через пять, все высматривают да прислушиваются — а когда открывают, толпа в коридоре, причем грамотно так, все за углами прячутся.