Она настолько растерялась, увидев его у входа в институт, что даже улыбнулась ему как-то неуверенно, не понимая, что он делает здесь и как вообще тут оказался. Даже подумала, что, может, у него тут какие-то свои дела.
Он наклонил голову, повернувшись к ней и не сводя с нее глаз.
— Надеюсь, вы не меня ждете? — Идиотский вышел вопрос, но в тот момент она ничего не анализировала. А позже, вспоминая, признала, что и вправду растерялась. Ведь загадала в Новый год, чтобы он больше не появлялся — и ведь не появлялся. Она каждый день по нескольку раз выглядывала в окно, боясь, что он стоит под окнами и ждет, когда она выйдет, — но его не было. И вдруг объявился — и почему-то здесь.
— Конечно, нет. — Он произнес это так искренне, что она поверила. — Конечно, нет. Вот решил поступить в ваше заведение — и приехал узнать, когда первый экзамен.
— Экзамены? Они же летом!
— Серьезно? — В голосе была та же искренность. — Вот досада… А я документы собрался сдавать, как на праздник приехал, цветы принес. Ну раз такое дело — может, возьмете?
Он протянул ей одинокую розу, которую она не заметила сразу, он как-то хитро ее держал. И инстинктивно протянула руку, и рассмеялась, наконец догадавшись, что он ее дурачит. Могла бы сразу сообразить, от растерянности снова повела себя по-идиотски — но почему-то ругать себя не хотелось, равно как и говорить ему, что ей ничего от него не надо и вообще пора идти.
— Скромновато вы, — протянула, рассматривая ярко-белый цветок с закутанной фольгой ножкой, длинной и хрупкой, несмотря на спрятавшиеся колючки. — Одна роза на всю приемную комиссию — могли бы не оценить.
— Ну вот, приносишь букет — думают, что новый русский, бандит и мерзавец. А приносишь одну розу — думают, что скупой… Да и откуда деньги, Алла, — целыми днями по чужим подъездам от милиции бегаю, вы же в курсе… Последний «мерседес» остался, и то не мой…
Она разглядывала его, улыбаясь, чувствуя, что почему-то рада его видеть. И вдруг подумала, что не ошиблась в первый раз и у него в самом деле очень приятное лицо. Да, немного жесткое, немного наглое, немного самоуверенное — такое, в духе времени, и даже небритость легкая ему идет. А когда он улыбается, то лицо становится мягче и даже глаза, средоточие жесткости, наглости и самоуверенности, опасные такие глаза, неприятно-холодные, испугавшие ее в момент их знакомства, от улыбки теплеют.
И одет он был красиво — не то чтобы она придавала большое значение одежде или знала, сколько что стоит в дорогих магазинах, но по нему видно было, что сам он значение внешнему виду придает. Все то же белое пальто, из-под которого, прикрытые приподнятым воротником, выглядывали край темного пиджака, яркая голубая рубашка и сочный желтый галстук. И обувь красивая — блестящие кожаные ботинки на тонкой, не зимней совсем, подошве, с тупым, обрезанным носком.
Он так по-западному смотрелся в этом своем наряде, без шапки, шарфа, в тонких перчатках, снятых и зажатых в руке, поблескивающей надетым на мизинец тонким кольцом. И пахло от него по-западному — хотя между ними было шага два, она ощущала этот запах. Сергей пользовался какой-то туалетной водой, после бритья только, но для нее, не разбирающейся не то что в мужских, но даже в женских духах, запах его воды казался самым обычным. А тут пахло дорого, по-западному опять же — и вообще он напомнил ей какого-то персонажа из фильма или прочитанной книги, американца или англичанина.
Она оглянулась, спохватившись, что они стоят у института, на виду у всех — но никто не выходил и не проходил внутрь, да и к тому же мало ли кто он такой и о чем они говорят.
Он засунул руку в карман, что-то поискал там, изобразив озабоченное выражение.
— Бедность бедностью, а на обед немного осталось. Да, сегодня же Рождество, а я и забыл. Представляете, столько времени постился, что даже забыл, что наконец-то разговеться можно! — Он рассмеялся, покачивая головой. — Память совсем плохая стала — от голода, наверное. Кошмар — чуть ли не три месяца одной капустой питался, боялся уже, что уши вырастут, как у кролика…
Он не похож был на долго голодавшего — но она продолжала улыбаться, этого не замечая.
— Значит, вам следует срочно поесть. Только не перестарайтесь — после длительного воздержания это опасно…
Он посмотрел на нее с легким, наигранным удивлением, но она не понимала двусмысленности собственных слов.
— Слушайте, Алла, раз так получилось, может, пообедаете со мной? Ну смотрите, сколько поводов — случайная встреча, конец поста, Рождество опять же. Вы какую кухню предпочитаете?
Она замялась, не зная, что ответить. Не задай он этот вопрос, она бы думала, как ему отказать, — но вопрос о кухне заставил задуматься о другом.
— Алла, не скромничайте. Итальянская, китайская, японская, мексиканская? Пообедаем — и я отвезу вас домой. Два часа у вас есть?