Сладкая жизнь

Не насовсем — приезжал еще в феврале и в марте, потом летом объявился надолго, и все. Звонил регулярно, раз в неделю, говорил, что дел до хера, фильм таки начали снимать, да и бизнес время отнимает. Сам больше в Москве не появлялся, Андрей к нему пару раз летал — не к нему то есть, не в Лос-Анджелес, а в Нью-Йорк, где Яша жил, там встречались. Кореец всегда спрашивал, как дела, не позвонить ли кому, не нужна ли помощь, но он отнекивался всегда. Верил, что сам справится — и даже получше, чем сделал бы это Генка, по-Вадюхиному. И считай, полтора года здесь рулил без него.

Наверное, Кореец был виноват — быстро так все произошло, в смысле свалил неожиданно, в момент. При нем никто на сторону и не рыпался, боялись его и уважали, да и удобно было вместе работать: у одного проблема — тут же толпа подъезжает ее решать. А потом началось. С Каратиста и началось — он вроде нормально воспринял, что Андрей за Корейца остался, пересекались постоянно все вместе, кто в авторитете, базарили за дела. А в октябре на Вадюхин день рождения на кладбище встретились, приехали сюда же, а потом Каратист начал Учителю предъявлять, в том плане, что Учитель со своими оптовый рынок целиком забрал под себя, а надо бы поделиться, потому что при Ланском они с него вместе получали.

Гнилой такой был базар, ну он им и сказал, что не время сейчас и не место, завтра встретимся в другой обстановке и разберемся. А Каратист ему — на хер мне разводящий, сам разберусь. Намекнул, короче, что Андрей для него не авторитет.

А назавтра встретились-таки. Там он и заявил, что решил сам по себе работать. Прости, мол, Андрюха, если надо, помогу, звони всегда. А в остальном так: что мое — то мое, кто полезет, завалю. Свой не свой — один х…й, мое не трогать.

Наверное, надо было тормознуть его тогда, всех собрать, у кого свои бригады, и тормознуть — а еще лучше было Корейцу позвонить, чтобы прилетел или по телефону с Каратистом перетер бы. Тот бы застремался против Генки идти — но в падлу было звонить, сам не пацан, самому надо было решить. Еще через день встретились в кабаке, начал Вовку увещевать, а тот ни в какую — мол, мы с тобой, Андрюха, кореша, надо будет, помогу, но в дела мои не лезь. Так и расстались.

Кореец бы жестко с ним поступил, это точно. Когда рассказал Генке месяц назад, когда вместе в Москву вернулись, тот только покивал. Но Андрей-то знал, что Генка бы наказал за такое — мог бы и шмальнуть. Надо было самому — к Немцу обратиться или к другим людям, — но не решился на себя такое брать, думал, образумится Вовка. Хер там.

Потом Моня начал отходить — не спеша так. Пропадал куда-то, где-то крутился. Потом в Солнцево оказался, он же сам оттуда, так и остался с ними. А Учителя застрелили — вскоре после второй Вадюхиной годовщины, в конце января девяносто шестого. Из кабака выходил с двумя пацанами, а из припаркованной тачки очередь. И концов не найдешь. Он сам на Каратиста грешил — они раньше с Учителем вась-вась были, Вадюха им общие дела давал, у обоих бригады были небольшие, а вместе сила, вот на пару и работали. Вовка, правда, на кладбище был, лавэ на поминки подогнал, а потом и на памятник, но разве это о чем-то говорит?

Да даже Немец сам по себе стал. То есть когда нужда была, на все стрелки приезжал — но больше свои дела крутил. А чего ему, вся Корейцева бригада беспредельщиков под ним оказалась, Генка ему на откуп связи свои оставил уральские, по металлу, — ну Немец и поднялся. Остался близким, но так чтоб слушаться — этого не было.

— Андрей, ты похавай, — тихо посоветовал справа Голубь. — А то сидишь, не ешь ничего — горячее уже остыло. Или думаешь, Мелкий лучше приготовит? Я ему сказал, чтобы с утра сгонял купил всего и чтоб к семи все готово было — что в семь сядем помянуть Вадюху. Все вместе, с Генкой…

— Ну там и поем. — Он отодвинул от себя тарелку, оглядывая зал. Третья годовщина, а народу толпа — поменьше, конечно, чем на поминках, но все же. Красавец был Вадюха, со всеми общий язык находил, и уважали его больше, чем боялись, — хотя те, кто общий язык искать не хотел, вскоре знакомились с Корейцем и его командой. Три года прошло — а приходят. И дальше будут приходить. А есть могилы на том же Ваганьково, да и на других кладбищах — вроде памятник стоит солидный, а сразу видно, что не ходит сюда никто. И даже в день смерти, может, собирается десяток человек, и все. Похоронили, на памятник скинулись и забыли — обычное дело. А тут…

Он Корейцу уже здесь, когда из Штатов прилетели, рассказал, как все обстоит, — примерно, не до конца. Генка выслушал молча, пару раз, может, вопросы задавал, и никаких комментариев — вообще ничего не сказал. И показалось, что жалеет Генка, что именно его за себя оставил, что он уверен сейчас, другой справился бы лучше.