Сладкая жизнь Солёной Балки

Много было в моей жизни встреч с волками. И все же леденящей душу, на всю мою жизнь останется встреча с этими обитателями степей в одно утро в конце лета. Я только поставил комбайн, пересел на трактор и начал пахать зябь. Напарника у меня в тот момент не было и приходилось пахать сутками. Но сутки есть сутки, и любой организм, даже очень молодой и достаточно крепкий, эту беспрестанную, довольно нудную работу, какой является пахота, бесконечно не выдержит. Поделюсь с молодежью опытом связки «работа – отдых» в молодые годы, мне-то как раз тогда уже семнадцать стукнуло.

Утром у нас пересмена с 7 до 8, у кого есть сменщики – те меняются, работают по 12 часов, раз в неделю – пересмена, кто был ночью – выходит в день и наоборот. А у кого нет напарника, все равно приезжает на полевой стан, доливает что надо – воду, моторное масло, дизтопливо. Смазывает то, что положено ежедневно смазывать, подтягивает, где что ослабло или что-то регулирует. Ежедневный технический уход за техникой – святое дело. Сделал техуход, сам заправился и – в поле. Вечером все опять повторяется, но другие опять меняются, а ты опять в ночь на поле.

И вот наступает ночь. До двенадцати еще ничего, более менее – терпимо, едешь, шум, лязг гусениц, а ты всего этого не замечаешь, закуришь, помечтаешь и поешь, внутри себя. В настоящее время у меня вышли уже многие десятки разноплановых песен, т. е. выходит из меня то, что копилось внутри годами, а накопилось там, как оказалось, много чего.

Не знаю, как у кого, но у меня еще с детства появилась способность воспроизводить в голове то, что я где-то слышал, по радио, в кино, на пластинках. Мне удается воспроизводить в себе любую песню, неважно, хор ее поет, ансамбль или солист. Слышу именно голос того, кто песню исполняет, и любой хор в полном диапазоне. Услышав новую песню, человеческую, естественно, хорошую, запоминаю с первого раза, не только музыку, это проще, а и слова. Сразу беру карандаш и каркасно записываю, что ясно помню, а потом уточняю отдельные слова. Услышав песню во второй раз, ставлю на место все слова, беру баян и исполняю песню. Так долго об этом повествую для того, чтобы было понятно – мне и на такой скучной, пыльной, нудной, но необходимой работе – тоже было комфортно. Я включал свои внутренние «записи» и мог их слушать сколько угодно. Наверняка, кому-то из моих сверстников, в то время прозябавшим в показушной стиляжной жизни, моя жизнь, а это, в то время, жизнь миллионов сельских ребят и, в большинстве своем, замечательных ребят, покажется смешной и дикой, а мы сами, – прибитыми дураками, да пусть им так и кажется, жизнь-то знает, кто есть кто.

Так вот, когда пашешь, да еще ежедневно и сутками – один, а сменить тебя некому, то с вечера еще ничего – пашешь; а после часа ночи, уже и музыка не помогает, голова просто выключается, можно и на неприятность нарваться, трактор – мужчина серьезный. Что делал я? Останавливался, переводил двигатель на малые обороты, потом садился посредине сиденья и ставил рычаг переключения скоростей в нейтральное верхнее положение, как раз напротив своего лба. Обхватывал рычаг тот обеими руками для опоры, – и мгновенно засыпал. Расстояние между лбом и шариковым набалдашником на рычаге, было сантиметров 15–20. Вот так сидишь и спишь, пока полностью не расслабишься и не стукнешься лбом о набалдашник, на это уходит минут 15–20 (проверено опытом), и снова цикл повторяется – заснул – стукнулся – очнулся и опять заснул и т. д.

В ту ночь я так все и делал. Но когда уже на рассвете, стукнулся лбом и очнулся, то машинально глянул вперед по ходу трактора. То, что я увидел, заставило не просто оцепенеть, заледенеть, а мои, и так не очень маленькие, глаза многократно расшириться. Было от чего. Трактор почему-то был заглушѐн, стоял он в загонке, передом в сторону склона. На огромном золотистом стерневом поле, чернеют несколько моих проходов с плугом. Солнца еще нет, но чистый оранжевый восточный горизонт, освещал довольно ясно всю эту сказочную тишину. И в этой тишине, метрах в 40–50 ниже меня, справа налево, со стороны Ащелисая – в сторону урочища Майстренко, – переходят загонку, пять крупных волков, гуськом, один за другим.

Сколько раз в своей дальнейшей жизни, я вспоминал этот момент, и всегда мне от него было не по себе, даже сейчас, через многие десятки лет. Дело в том, что трактор у меня был тогда гусеничный «ДТ-54», Сталинградского завода. Такие же трактора выпускал и Харьковский тракторный завод, но двери кабины у «харьковчан» были просто раздвижными, а у сталинградских тракторов, левая и правая сторона кабины собирались и компактно укладывались в специальные боковины.