Сладкая жизнь в Париже. Гастрономические авантюры в самом прославленном и противоречивом городе мира

ВАРИАНТ: Для кекса au chevre et aux olives (с козьим сыром и оливками) замените сыр с голубой плесенью на 170 г раскрошенного козьего сыра (например, бушерон или мораше, или другого не слишком мягкого, но и не слишком твердого) и исключите из рецепта бекон и дижонскую горчицу. Вместе с сыром добавьте в тесто ¹/д стакана (40 г) мелко нарезанных оливок или маслин.

Жанна

Живя в маленькой квартирке, я тем не менее не особо стараюсь поддерживать в ней порядок. Я довольно аккуратен и организован, что важно, когда живешь и работаешь в одном и том же месте. Но я лучше потрачу время на выпечку брауни, чем на мытье раковины, если вы можете в это поверить.

Жанна — моя уборщица, она приходит раз в две недели (за исключением одиннадцатинедельного отпуска летом). Во время нашей первой встречи для собеседования она вошла в дверь и немедленно заявила мне: «Je ne suis pas une voleuse, monsieur» — «Я не воровка, мсье». Даже тени сомнения не возникло в правдивости ее слов, потому что она была одета лучше, чем я.

Она пришла в шелковом шарфе, безукоризненно завязанном вокруг шеи, а на ногах были элегантные кожаные туфли-лодочки. Когда она вошла, меня окутал цветочный шлейф французских духов, а ее волосы так аккуратно уложили и зафиксировали лаком, что даже мистраль, сильный ветер, дующий в Провансе, не смог бы растрепать прическу. Не веря в реальность происходящего и будучи родом из Сан-Франциско, я даже усомнился в ее гендерной принадлежности и внимательно осмотрел шею — нет ли там адамова яблока, но она была настоящей, мне не померещилось.

Однако если вы подумали, что Жанна была изящной и хрупкой, подумайте еще раз. Придя первый раз прибираться, она скинула свои модные лодочки, надела тапочки и отправилась на поиски eau de Javel²⁴⁵, этой универсальной жидкости, изобретенной в 1789 году и нежно любимой французами по сей день. Они так ею гордятся, что даже одну из станций метро назвали в ее честь — «Javel». Представьте метро в своем городе и станцию, чье название «Отбеливатель». Это одна из немногих станций парижской подземки, где я не бывал, но предполагаю, что она самая чистая из всех.

Так как моя квартира состоит всего из пары маленьких комнат, можно подумать, что ее просто убирать. Когда мы впервые встретились, Жанна сказала, что ей достаточно будет двух часов, хотя это звучало как довольно долго. Но учитывая, что мне понадобилось около двух недель, чтобы распутать все провода и шланги моего aspirateur²⁴² (притом что мне всегда удается найти более интересное занятие в Париже, чем пылесосить), я согласился. Пока она прибиралась в первый раз, я решил сходить в кино.

Когда фильм закончился и два часа уже прошли, я решил, что она наверняка уже закончила, так что можно возвращаться. Но, пытаясь повернуть ключ в замочной скважине, я обнаружил, что дверь открыта, а она все еще там, вся в уборке и окутанная парами отбеливателя. Хотя назначенное время давно истекло, она все еще, как сумасшедшая, протирала кнопки на моем факсе… но до кухни и ванной все еще не добралась.

Я слонялся по квартире, старясь ей не мешать, и когда она закончила, предложил в следующий раз начать с «критических зон», то есть с ванной и кухни, вместо того, чтобы драить le fax²⁴⁶²⁴⁷. Жанна вновь надела свои изящные туфли, аккуратно свернула резиновые перчатки и наконец удалилась — спустя более чем четыре часа после прихода.

С нашей первой встречи прошло уже много лет, и Жанна стала чем-то постоянно присутствующим в моей жизни. Настолько, что я даже перешел с формального vous²⁴⁸ к дружескому tu²⁴⁹, когда общаюсь с ней. Хотя она все еще продолжает обращаться ко мне на «вы», я думаю, что ей со мной довольно уютно. Она, например, каждый раз, приходя, критически разглядывает мое лицо и сообщает, что волнуется о моем здоровье. Она советует есть больше красного мяса и подкрепляет свой медицинский совет, энергично рубя воздух кулаком. Хотел бы я ответить ей: спасибо, а теперь, может, вы лучше займетесь туалетом? Но я побаиваюсь хука справа этой сильной рукой с красивым маникюром, а потому не произношу ни слова.

Мне наконец-то удалось добиться, чтобы она убирала мою маленькую квартирку менее чем за три часа — достижение, к которому я шел долгие годы. Я не мог ей прямо сказать, чтобы она уходила пораньше, так что решил возвращаться и разыгрывать удивление по поводу того, что она еще здесь, молясь, чтобы она поняла намек. Я мог читать «Войну и мир», сидя в кафе с бокалом вина, а потом долго гулять под пробирающим до костей холодным дождем и думать: «Конечно, она точно уже закончила уборку», надеясь, что мне можно вернуться домой. Но когда бы я ни возвращался — вот она, с отбеливателем в руке, оттирает резиновое основание моего стационарного миксера.