Сладкие грёзы

– Ты здесь работаешь? Или работала когда-то? – задаю очередной вопрос прежде, чем мы входим в просторное помещение. Диана разворачивается ко мне лицом, обхватив пальцами косяки, и, чуть качнувшись вперед, мурлычет:

– Все может быть. Но разве сейчас это имеет значение? Располагайся, – она делает приглашающий жест, а я, все еще ничего не понимая, вхожу внутрь.

Ничего особенного. Та же круглая сцена, покрывая каким-то мягким светлым напольным покрытием: ковер или ковролин. Рядом валяются трамплины с батутами, а сверху под куполом установлена конструкция, от которой у меня все внутри сжимается. Канаты, веревочные лестницы, кольца, полотна из гладкой блестящей ткани и еще с десяток штук, пробовать которые я бы не решился даже под страхом смерти.

Лучше сразу пулю в лоб, чем ползти наверх без подготовки. Я же не идиот. Жить лучше, чем умереть.

– Подождешь меня? Сейчас переоденусь и спустимся, – Диана исчезает в проеме раньше, чем я успеваю что-то сказать. Пока озадаченно оглядываюсь со смотровой площадки, где сейчас нахожусь, невольно мелькает мысль о том, что мне тут нравится.

Надо было в детстве сбежать из дома в местный цирк. Возможно, был бы тупее, но чуточку счастливее.

Опираюсь на перила и перегибаюсь, рассматривая сам манеж. Рядом со мной болтается канат, и глупая мысль посещает голову – схватиться за него да спрыгнуть по-мальчишески вниз. Пальцы непроизвольно тянутся к жесткой веревке, когда воспоминания накрывают голову за секунду до того, как я соприкасаюсь с ней.

«Хорошие мальчики должны знать свое место», – слова дедушки в голове, а перед глазами лица родителей. Испуганный взор отца с мечущимся взглядом, пока грязный шнурок от кроссовка впивается в горло с силой. Рядом рыдает мать, качаясь из стороны в сторону и закрывая руками уши, будто не желая слышать мои хрипы, пока я цепляюсь пальцами за дорогой ворс нашего ковра. Он мягкий, но от постоянного трения голыми коленками кажется, будто подо мной наждачка, сдирающая в кровь кожу.

Не знаю, кого я в тот момент ненавидел больше: отца с его бездействием и страхом перед дедом. Самого деда или мать-шизофреничку, чей разум улетал в такие моменты погулять на несколько суток без прописанных таблеток. Она просто уходила в свой мир, становясь несущим бред овощем, а затем ее накрывало и она хваталась за любую вещь, устраивая настоящие истерики.

Тогда мне казалось, что Лена станет моим спасением. Тетка была единственным человеком, который жалел меня, слушая мои жалобы ночами и поглаживая по голове, пока я плакал у нее на коленях. Но в Аду демоны не бывают хорошими, одни просто лучше других притворяются.

Мне всего двадцать два, а семья украла из моей жизни пару десятков лет навскидку. Забрала все хорошее, оставив только уродливый искаженный мир перед глазами, где в людях я вижу их недостатки и они напрочь перекрывают достоинства. Я могу резать себя ножом, падать на землю, но не почувствую боли.

Такое ощущение, что я просто стою посреди комнаты с бетонными стенами, куда не проникают звуки и солнечный свет. Это неплохо, я в безопасности. Ложусь на холодный пол, смотрю в унылый серый потолок, день за днем проживая в каменном мешке. А где-то там впереди дверь, открывать которую мне совсем не хочется.

– Осторожно, так можно упасть и свернуть шею.

Длинные пальцы перехватывают мое запястье, и наши с Дианой взгляды встречаются. Она будто все понимает без слов, потому в ту же секунду заставляет меня вернуться на место. На ней черный топ в обтяжку да спортивные легинсы, обтягивающие стройные ноги. Темные волосы завязаны в хвост, и даже в таком виде Диана чертовски красива, а еще невероятно загадочна.

– Выдыхай, Никита, – шепчет она, удерживая канат и подходя ближе, накручивая его на руку. – Здесь никого больше нет: только ты и я. Выброси все из головы, вдохни полной грудью. Дай себе право обо всем забыть.

Я открываю рот, чтобы спросить, о чем речь. Но в затем в ужасе выдыхаю воздух, стоит ей забраться перила так ловко, словно маленькой обезьянке. А после прыгнуть вниз, унося с собой не только мой страх, но и внезапно забившееся сердце.

Твою мать, кто ж так делает!

– Сдурела?! – ору на весь манеж, слыша хохот внизу и смотря, как она ловко перебирается по канату.

– Это называется «корд де волан». Не волнуйся, я знаю, что делаю, – отзывается Диана, подняв голову и смотря мне в глаза. – Спускайся на манеж, трусишка. Я ведь обещала дать тебе полетать.

И вот я зачем-то несусь вниз по лестнице. Видимо, чтобы убедиться, что эта чокнутая идиотка не разобьется на моих глазах в лепешку, пока заигрывает с канатом у самого купола. Не знаю, как он поднимается и спускается, видимо, там есть какой-то механизм с грузом, дающий возможность передвигаться так легко. Спустя несколько секунд она уже на манеже, держится за кольцо, на которое с легкостью перебралась с каната.

– Больная, – выдыхаю, хватая за гладкую холодную сталь, обтянутую чем-то вроде скотча, наверное, для удобства гимнастов.