Сладкие объятья мадмуазель луизетты (СИ)

   Вновь воцаряется бездыханная тишина. Ни криков, ни вздохов, ни даже шорохов... Теперь слышно лишь мое бешеное сердце. Оно выпрыгивает из груди, набирая с каждой секундой обороты.

   - Она будет обезглавлена на площади... во имя... французского народа... - слышится крик главного распорядителя казни, и голос его понесся над тысячами голов.

   - Еще не слишком поздно... Еще можно ее спасти... Вытащить джокера из колоды... - подбадривает сердце, настаивая на героическом подвиге, а рука под накидкой сжимается до белых костяшек на рукоятке метательного ножа.

   - Слишком много жандармов с обнаженными тесаками защищают место казни от буйства толпы, - предостерегает прагматичный рассудок.

   - Один шанс из миллиона, но он все-таки есть... Они все пьяны и расслаблены... Никто не позволял себе пока такой дерзости, как атака на стражу... Ты сможешь... Они этого не ждут... - не сдается сердце.

   - Их меньше вокруг эшафота, но это совсем не значит, что они менее опасны. В их руках сверкают карабины, а указательные пальцы подрагивают от напряжения. Они готовы в любой момент завершить движение...

   - Тебе всегда везло, твоя сила не знает границ, а скорость подобна полету света. Ты растопчешь их одним ударом ноги, как кучку рыжих тараканов... - теперь едва слышно шептало в растерянности сердце.

   - Ты не сможешь... Фортуна изменчива, и все в этом мире имеет предел... Ты упадешь замертво, нашпигованный свинцом, раньше чем приблизишься к ней, - трубил в голове циничный здравый смысл.

   Начальник стражи вновь вскидывает руку. Раздается громыхание тугих барабанов. Толпа отвечает гулом облегчения и вскоре смолкает. Последний отсчет...

   - Один, два...

   - Ты должен рискнуть!

   - Никто никому ничего не должен...

   - Ты обязан ее спасти!

   - Никто никому ничем не обязан...

   - Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь...

   - А как же твое обещание не вмешиваться? Что, сердчишко, нечего больше сказать?

   В ответ молчание...

   Да, я клялся, что не стану ничего предпринимать несмотря ни на что. Она умела убеждать...

   - Пять... Шесть...

   Принцесса разрешила мне только посмотреть на казнь... Это был осознанный выбор. Она всем сердцем жаждала умереть во имя благих целей, понятных лишь ей одной.

   - Семь...

   Палач опустился на колено, что-то шепнул девушке на ухо и получил взамен милую улыбку.

   - Как она прекрасна... Какая искренняя улыбка... - слились в синхронном порыве эмоций разум и сердце.

   Чувства бушевали с новой силой, подобно недавней грозе. Нет, не сомнения меня терзали. И не жалость... И не тоска... И не горе... Меня терзали чувства, в которых трудно признаться даже самому себе.

   - Девять, десять!

   Рука внешне бесчувственного Самсона надавила на отвратительный рычаг. Защелка отстегнула фиксатор. Бездушный нож ухнул вниз...

   Полоумное чудовище, вожделеющее крови долгие часы, наконец-то получило долгожданную свободу и разорвало тишину рычанием.

   - Шарлотта, я люблю тебя... - вырвался отчаянный шепот с одеревеневших губ.

   Глухой удар... И какой-то необычный шум... похожий на звук чмокающих влажных губ... Поцелуй... смерти...

   Фонтан насыщенно-алой крови со свистом извергся из артерии в перерубленной шее, заливая все вокруг. Эшафот, гильотину, красные мундиры сопровождения.

   Хотя уже трудно было назвать шеей обрубок мяса с торчащей в центре белой костью.

   Все кончено. Список обновлен. Голова в ненасытной глотке корзины. Жуткая боль в бредящей голове. И пустота в душе...

   Толпа взрывается страшным ликующим воплем, словно потерявшее разум раненое животное.

   Люди снова могли дышать. Они могли кричать. Словно разрушив колдовские чары, алая кровь смыла ужас в их глазах. Стадо визжало и танцевало в порыве коллективной экзальтации, требуя увидеть голову.

   Сборище ублюдков заводилось все сильней, но Самсон продолжал смиренно смотреть сквозь толпу. Ничто и никто в этом мире не заставило бы его вытащить голову несчастной.

   Мы были с ним сейчас похожи как две капли воды. В наших глазах не кипел гнев и не нарастала злость. Там обитало презрение. Мы оставались единственными людьми среди них. Убийцы... Один поневоле, второй по призванию.

   Внезапно из-за кулис эшафота выскочил невзрачный старикашка с пепельной от седины головой. Он быстро нырнул рукой в "лукошко душ". Самсон не видел этого, он сейчас мыслями находился далеко отсюда. Одной рукой "тварь" вытащила за волосы отрубленную голову, а второй с размаху залепила ей пощечину.

   В ответ толпа взорвалась, словно атомная бомба. Истерические вопли, визги, стоны, проклятия, гогот и свист. Безумие продолжалось...

   Ее сахарные уста зашевелились. Лицо залилось краской. Открылись глаза. Чистые и неестественно голубые, как бездонное морозное небо.

   Скопище в ужасе подалось назад. И вновь воцарилась тишина. Пронзительная, до рези в ушах...

   Лишь на мгновенье наши взгляды встретились, но это значило больше тысячи сказанных слов. В ее глазах не было печали, страданий, ненависти... Лишь всеохватывающая любовь. Любовь к своей стране. Любовь к предавшему ее народу. И чуть-чуть любви, в пучине которой можно утонуть... для меня.