Лотта разбирала дневную корреспонденцию, которая стопкой лежала перед ней на секретере. Первое письмо от Джона, брата Мэри Белл Омонд, который гордился тем, как он повязывает свои полотняные шейные платки, правда не зная точно, как заставить кончики не обвисать, и просил совета. Второе письмо от мисс Батлер, которая не могла решить, стоит ли ей бежать с пленным французским офицером. Третье — от жены доктора с вопросом, как свести пятна от сырости с лайковых перчаток, и еще одно, написанное так уклончиво и иносказательно, что Лотта с трудом в конце концов поняла — оно от вдовы, которая хотела бы подыскать себе любовника более пылкого по сравнению с бывшим мужем.
«Я просто не желаю умереть, так ничего и не испытав, — писала женщина. — Я очень заинтересована в том, чтобы вы мне кого-нибудь подыскали. Я могу позволить себе путешествие в Лондон, если там выбор больше».
Лотта сдвинула в сторону всю стопку писем со вздохом, выдававшим плохое настроение. В эту минуту Марджери внесла поднос с чаем и пряным печеньем.
— Горячий выдался денек, мадам? — сочувственно спросила она.
Лотта сказала бы по-другому. Все утро ей пришлось провести отвечая самым подробным образом на каверзные вопросы мистера Дастера. Его целью было установить, где Эван провел предыдущую ночь. Лотта лгала и изворачивалась как могла. Положение становилось только хуже от того, что, едва переступив порог дома, он начал нервно озираться вокруг, словно очевидность греха, в чем бы он ни состоял, должна явиться ему в зримых образах. Марджери проводила его в гостиную. Ее сдержанная респектабельность тем не менее заставила его почувствовать еще большую неловкость. Он пристроился на самом краешке стула, будто ожидая, что какая-нибудь неприятность может настигнуть его в этом доме в любую минуту.
Единственная неприятность за все это время была связана с тем, что Лотта запятнала свою душу клятвопреступлением. Она сказала, что Эванс пробыл у нее всю ночь. А он даже не подумал поблагодарить ее за это. Вместо этого прислал записку с сообщением, что будет обедать в Летком-Парке и появится у нее лишь на следующий день. Лотту все это привело в ярость.
Она разломала перо, которое держала в руках, быстрыми, злыми рывками. С Эваном у нее нет будущего. Как вообще можно было на что-то надеяться, связавшись с предавшим страну пленным ирландским перебежчиком? Да, собственно, он ей ничего и не обещал. Но даже это не спасло ее от любви к нему. Она поняла это ночью, увидев его шрамы, а заглянув в глаза, нашла в них отзвуки ночных кошмаров, изматывающих его душу. Что-то изменилось между ними. Те хрупкие барьеры, которые она старательно выстраивала с первой их ночи в Лондоне, не смогли защитить ее сердце. Это была заведомо неравная борьба. Эван не смог ответить на ее чувства.
Лотта была так счастлива, проснувшись тем утром. Она ждала его в саду, пока корзина доверху не наполнилась яблоками, а босые ноги совсем не замерзли в покрытой холодной росой траве. Потом она пошла в дом и поняла, что Эван ушел не попрощавшись. Ночью он был так близок, а утром пожалел об этом сближении. Тогда Лотта поняла, что такое не повторится никогда. Как все знакомо: она полюбила мужчину, а он ее оставил. До боли знакомый сценарий!
Она подумала о том, как Эван обставил свой уход — демонстративно отказавшись от понимания и близости, которые возникли между ними ночью. Он никогда не доверял ей и, уж конечно, никогда не любил. Этим вечером он обедал в обществе местного дворянина. И это французский военнопленный, который тем не менее принят во всех лучших домах только потому, что богат и знатен! И никого не смущают сомнения в благородстве его происхождения. Да и война еще не закончилась. А вот она, кузина герцога, гибнет в этой глуши, предоставленная самой себе, отверженная и униженная.
Прошлой ночью она пообещала Эвану, что не продаст его брату. Этим утром, одинокая и брошенная, с разбитым сердцем, она видела все в ином свете. Зачем же так глупо поступаться собственными интересами? Лотта схватила перо и набросала несколько коротких строчек для Тео:
«Дорогая Кларисса, наконец у меня появились новости! Думаю, тебе будет интересно узнать о том, что прошлой ночью произошло убийство…»
Пятью минутами позже, злая на Эвана, а еще больше на себя, она отбросила изломанное перо и взглянула на Марджери, которая открывала окна в гостиной, чтобы стало светлее. В свете полуденного солнца ее метелка ловко находила пыль даже в самых отдаленных и скрытых уголках.
— Марджери, — приказала она, — будь так добра, немедленно приготовь мою дорожную сумку. Я еду в Лондон.
Марджери перестала суетиться и остановилась, открыв рот от удивления. Метелка выпала у нее из рук.
— В Лондон, мадам? — сказала она с таким удивлением, словно речь шла о путешествии на Луну. — С чего бы вам туда ехать?
— Потому что мне так хочется, — с вызовом ответила Лотта.