– Да. Правда. – Внезапно ощутив себя невероятно смелой и дерзкой, я кладу ладони ему на грудь. – Не возвращайся на работу. Проведи этот день со мной.
– И чем бы ты хотела заняться?
– Не знаю. Ничем. Всем подряд! Чем-нибудь сумасшедшим. О, придумала! – взбудоражено восклицаю я. – Давай поедем на Кони-Айленд? Я никогда не была там. А ты?
Ленивая улыбка, появившаяся у него на лице, творит со мной дикие, безумные вещи.
– Что скажешь, мой дорогой друг? – спрашиваю я.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты ненормальная?
Я лукаво усмехаюсь.
– Да. Пару раз.
– Есть ощущение, что я могу пожалеть об этом решении… но почему бы и нет?
– Сожаления – это нормально, Лоренс. Это значит, ты жив.
Мы с Лоренсом выбираемся из машины и стоим, молча глядя прямо перед собой. Я не знаю, смеяться мне или плакать. На Лоренса не смотрю. Мне стыдно, что я опозорилась перед ним, и меньше всего на свете я хочу увидеть в его глазах такое же разочарование, какое привыкла встречать со стороны всех остальных людей.
– Что ж, полагаю, вот и он – момент пожалеть о том, что ты пошел у меня на поводу. – Я отчаянно стараюсь, чтобы мои слова прозвучали, как шутка. Получается жалко. – Все так тупо, – после паузы добавляю я. – Я тупая. Ничего не могу сделать, как надо.
– О, да. Просто умереть можно, сколько времени я потратил зря. – Неожиданно он берет меня за руку и сплетается со мной пальцами. – Перестань, Блэр. Дай себе передышку. Да, парк закрыт, ну и что? Мало ли чем еще можно заняться.
Я отпускаю его и обхватываю себя за плечи, чувствуя себя, как сдувшийся шарик.
– Ты не понимаешь. Этот день должен был стать особенным, но ясно же, ничего подобного можно уже не ждать.
– Разумеется, понимаю. Но ты давай, дуйся. Я не стану тебе мешать.
– Пытаешься вызвать меня на спор? – спрашиваю я недоверчиво.
– Нет. Пытаюсь урезонить тебя – вот как это зовется.
Я кошусь на него украдкой. Он наблюдает за мной с чем-то на лице, что я описала бы, как веселое озорство. Все это и впрямь смешно. Я стукаю его по плечу, сражаясь с улыбкой, но не выдерживаю и все-таки улыбаюсь.
– Умник чертов.
– Он самый, моя дорогая.
– Извини. Я превращаюсь в такого ребенка, когда не выходит по-моему, но ты столько для меня сделал, что и мне захотелось для разнообразия сделать тебе что-то приятное. И надо же было выбрать… – Я вздыхаю. – Могла бы знать, что в несезон аттракционы закрыты.
– Но ты не знала, так что теперь?
– Не знаю. Не уверена, заметил ли ты, но мы со спонтанностью обычно не дружим.
– У меня в голове два сценария. Хочешь узнать, какие?
Глядя на него, я киваю.
– Мы можем вернуться в машину. Я высажу тебя, где попросишь, а сам вернусь в офис. И день пойдет своим чередом, словно этого небольшого приключения никогда не было.
– А второй? – спрашиваю. Первый сценарий мне совсем не понравился.
– А второй… – Он простирает руку в сторону парка. – Неизвестность – вместе со мной.
Еще раз оглянувшись на силуэты аттракционов в осеннем небе, я вновь перевожу взгляд на Лоренса.
– Вы умеете сделать неизвестность чрезвычайно заманчивой, мистер Ротшильд.
Он крепко сжимает мою ладонь.
– Как и вы, мисс Уайт.
На набережной мы заходим в кафе перекусить. Пока я жду, когда Лоренс принесет нашу еду, мне становится ясно, что сосредоточиться на чем-то, кроме него, крайне сложно. Он выглядит белой вороной в своем тысячедолларовом костюме среди толпы одетых по-простому отдыхающих и туристов. Я хихикаю, когда замечаю ошеломленное лицо взирающего на него кассира. Таков «эффект Лоренса» – полная утрата способности двигаться, мыслить и говорить.
Еще улыбаясь, я отворачиваюсь, и тут в поле моего зрения попадает торчащее за зданием знаменитое чертово колесо. Одно давно забытое воспоминание становится настолько четким, что я буквально ощущаю вкус пирожного, которое ела в тот день. Это воспоминание – одно из самых счастливых. Может даже последнее счастливое воспоминание моего детства. Не помню, сколько мне было лет. В наш городок заехал бродячий цирк, и так совпало, что мой отец тогда в очередной раз бросал пить. Не притрагивался к спиртному и не пропускал ни одного собрания группы анонимных алкоголиков. Мама тоже бывала дома чаще обычного. В кои-то веки в нашем доме вместо криков и ругани звучал смех и песни The Beatles.
В своей невинности я думала, что мы наконец-то станем семьей. Что они наконец-то полюбят меня, как любила их я. Оглядываясь назад, я понимаю: мы все осознавали, что этот момент скоротечен. Будто приятный сон, который рано или поздно закончится. Думаю, тогда я впервые поняла, что хорошее не задерживается навечно. И вот, не сговариваясь, мы смеялись сильнее нужного, крепче нужного обнимали друг друга и притворялись идеальной семьей. О будущем мы, однако, речи не заводили. Мы наслаждались настоящим. Как есть.
Но самый лучший момент того вечера наступил, когда отец повел меня прокатиться на чертовом колесе.