Он отодвигает меню в сторону, и его ладонь ложится поверх моей.
— Не надо бояться, Блэр. Только не меня, — добавляет он глухо.
Быстро подняв лицо, я встречаюсь с ним взглядом.
— Я не боюсь… просто нервничаю.
— Почему?
Я сосредотачиваюсь на его загорелой руке, которая лежит на моей. И сразу понимаю, что совершила ошибку. Потому что, стоит мне это сделать, — и в сознание врываются воспоминания о том, как интимно касалась меня эта рука, как хорошо она знает каждый уголок моего тела.
— Он спрашивает, почему я нервничаю, — недоверчиво повторяю я. — Ты правда не понимаешь?
Ему хватает тактичности рассмеяться.
— Давай-ка мы сначала закажем вина, а после ты поведаешь мне о причине, по которой собрала чемоданы. Хорошо?
— Да. Давай.
За ужином я чуть-чуть расслабляюсь, пусть и продолжаю краснеть от того, как он глядит на меня. Мы обсуждаем мои парижские планы и его работу. Колледж. Новые проекты. Жизнь. Будущее. Мы разговариваем обо всем и ни о чем, всегда избегая Ронана. Всегда избегая нашу последнюю встречу.
Вскоре все становится совершенно по-старому — он сидит, откинувшись в кресле, и поигрывает в бокале красным вином, пока я без остановки болтаю. В мгновение ока мы снова превращаемся в близких друзей.
Отпивая вино, я не упускаю шанса беззастенчиво полюбоваться им. Время не изменило Лоренса Ротшильда. Он так же смертельно красив, как и в момент нашей встречи. Каждая его пора, каждый атом тела излучает мужественность.
От легкой улыбки в уголках его глаз появляются привлекательные морщинки.
— В чем-то ты осталась прежней.
Выгнув бровь, я опускаю бокал с вином на стол.
— Имеешь в виду, что я до сих пор не знаю, когда надо заткнуться?
Он хмыкает.
— Но во всем прочем ты стала другой. Что изменилось, Блэр? — спрашивает он мягко.
— Все. — Подушечками пальцев я вожу по белому полотну скатерти. — Знаешь, я живу очень скромно и тем не менее счастлива. Все, что у меня есть, я заработала своими руками. И это лучше ощущение в мире. Мне больше не стыдно смотреть на себя в зеркало по утрам.
Я поднимаю лицо и улыбаюсь.
— Я наконец-то стала свободной, Лоренс. В кои-то веки, когда я смотрю в зеркало, мне нравится человек в отражении. Не пойми меня неправильно. Я по-прежнему люблю красивые вещи, но мое существование и самооценка больше не зависят от них. И я больше за ними не прячусь.
Дотянувшись до моей руки, Лоренс сплетается со мной пальцами. Он не произносит ни слова. Их и не нужно. Его прикосновение говорит само за себя.
— Блэр, а где Ронан? Почему он не с тобой?
Я пробую улыбнуться, но не могу скрыть от Лоренса свою боль.
— Некоторым вещам не суждено было свершиться.
— Думаешь, я не знаю? — добавляет он тихо.
Я беру его руку, подношу ее к губам и целую.
— Прости меня за все, Лоренс. Даже спустя столько времени мне по-прежнему тяжело вспоминать, сколько боли я тебе причинила. Ты ничего этого не заслуживал. Я…
— Там, где в дело вовлечено сердце, для логики места нет. Любить — значит напрочь потерять здравый смысл. — Он задумчиво смотрит в пространство перед собой. — Перед тем, как в мою жизнь вошла ты, я считал, что больше не смогу полюбить, что моя жизнь и так хороша. Но ты заставила меня захотеть большего. Ты причинила мне боль, но еще пробудила нечто такое, что дремало во мне много лет.
— Что это?
Лоренс медленно поднимает взгляд на меня, его зеленые глаза освещены слабым печальным блеском.
— Давай назовем это потребностью любить и быть любимым?
Позже мы стоим на улице около ресторана. Летний близ овевает теплом мою кожу и раздувает во все стороны пряди моих волос. Мы все глядим друг на друга, и меня заполоняет печаль, а в сердце впиваются острые когти грусти. Нутром я понимаю, что мы видимся в последний раз, и я к этому не готова.
Во мне все сжимается.
— Значит, это «прощай»?
Он смотрит на меня, и хоть не произнесено ни слова, я уже знаю ответ. Вижу в его в глазах.
— Лоренс, я…
— Не надо, Блэр. Не говори того, о чем пожалеешь.
Мои глаза вбирают в себя стоящего напротив мужчину, запоминая столь дорогие моему сердцу черты.
— Лоренс, я сожалею о многом, что произошло между нами, но о тебе — никогда. Только не о тебе, — прибавляю я тихо.
Шагнув вперед, я кладу ладони ему на плечи, приподнимаюсь на цыпочки и целую в щеку. На секунду зажмурившись, я вдыхаю его и растворяюсь в прошлом. Наша встреча в музее. Моя первая поездка в его загородный дом. Вкус его поцелуев. Его объятья. Смех. Дружба. Да, дружба превыше всего. Мой друг. Мой любовник.
Отстраняясь, я шепчу ему на ухо:
— Я всегда буду помнить Кони-Айленд.
Лоренс не притрагивается ко мне, не делает и попытки, и у меня стынет кровь. Это несправедливо, что он так близко — и одновременно так далеко.
— Прощай, Блэр. Будь добра к парижанам. Не разбивай им сердца.
Я делаю шаг назад и начинаю уходить от Лоренса прочь. Мои ноги дрожат.