Сладкий плен его объятий

Рейн нежно облизывал ее губы. Девона попробовала повторить его движения, и их уста слились в бесконечном страстном поцелуе. Они не могли оторваться друг от друга, испытывая невыразимое наслаждение. Ощущая ее распухшие от поцелуев губы, прижатые к нему груди, Рейн чувствовал, что теряет контроль над собой. Он тесно приник горячим телом к влажному гнездышку завитков внизу ее живота, куда его мужское естество настойчиво требовало доступа. Наконец Девона прервала поцелуй.

— Мне не хватает воздуха, — прошептала она, задыхаясь. Ее широко открытые глаза, казалось, остекленели. Рейн протянул руку, раздвигая мягкие складки ее промежности и подготавливая ее к своему входу.

— Смотри на меня, Девона. Ты должна видеть, что мы делаем, когда ты становишься моей.

В ее глазах застыло мечтательное выражение, заметив которое, Рейн потерял остатки самообладания. Девона доверяла ему — свое тело, свое сердце, или и то и другое. Решительным движением Рейн вошел в нее. Тело Девоны выгнулось под ним, с ее губ слетел слабый звук. Рейн остановился, разрываясь между инстинктивным желанием продолжать движения до полного удовлетворения и боязнью причинить ей боль.

— Больно? — спросил он отрывисто. Ему сейчас было не до церемоний.

— Не то чтобы очень... — Девона пошевелила бедрами, приспосабливаясь к новому ощущению. — Теперь я понимаю, почему среди дам не принято это обсуждать.

Ее движения заставили Рейна войти в нее еще глубже.

— Не смешите меня, мадам. Некоторые события требуют серьезности.

Он медленно подался назад и с удовольствием почувствовал, что ее мышцы сопротивляются его выходу. Легким движением бедер Рейн вошел в Девону полностью, и она с готовностью его приняла.

— Мне бы и в голову не пришло нарушить торжественность момента, — произнесла Девона, страстно глядя на мужа. От этого взгляда кровь, небольшое количество которой еще оставалось в мозгу Рейна, хлынула в нижнюю часть его тела. — Прошу вас, продолжайте, милорд.

Рейн и представить себе не мог, что его жена способна на такое. Любой мужчина душу бы отдал за то, чтобы красивая женщина так на него смотрела. За Девону Рейн готов был отдать все, даже жизнь, и такая цена не казалась ему чрезмерной.

— Обними меня, любимая, — пробормотал Рейн, ускоряя темп.

Тонкие пальцы Девоны сжимали его плечи, а ее тело принимало на себя его вес. Рейн чувствовал, как по спине у него стекает пот, по мере того как приближается развязка. Глаза новобрачной были закрыты. Она, как и он сам, дышала ртом, и с таким же трудом. Обильная влага ее возбуждения свидетельствовала о том, что его жадное вторжение воспринималось ею отнюдь не как тяжкая повинность.

Рейн ускорял становившийся все более лихорадочным темп, вызывая ответную реакцию Девоны. Виконт скрипнул зубами, чувствуя, что не может больше сдерживать приближающуюся кульминацию. Он еще теснее прижал жену к себе. Девона напряглась и закричала, но он был слишком поглощен собственной бурной разрядкой, чтобы обратить на это внимание. Его бедра были плотно прижаты к ее телу, и в ее лоно изверглось его семя.

Рейна охватило блаженное спокойствие. Бурный водоворот страстей, бушевавший в его груди с момента их первой встречи, улегся. Хотя и ненадолго. Рейн мысленно улыбнулся и выпустил Девону из объятий. Затем перекатился на спину, увлекая жену за собой. Девона свернулась калачиком у него под боком, положив голову ему на плечо. Оба молчали — слова были не нужны. Откровенно собственническим жестом Рейн прижимал Девону к себе. Он уснул под убаюкивающее жужжание мошек за окном.

В который раз за последние два часа Девона перевязывала бант на своей шляпе. Уже второй день они путешествовали в карете. Она не жаловалась, хотя и чувствовала, что сойдет с ума от скуки. Типтон, занятый своими мыслями, молча смотрел в окно. Каждый час приближал их к его фамильному поместью, Фоксенкловеру. И с каждым часом виконт становился все мрачнее.

Девона ничего не знала о его семье — Типтон не любил распространяться на эту тему. По слухам, его бабушка умерла от сердечного приступа. Вскоре после этого Уаймены прогнали своего второго сына с фамильных земель. Его воскрешение, получившее печальную известность, напугало всех в округе, и что оставалось делать родным, как не присоединиться к общественному мнению? На губах Рейна появилась недобрая усмешка. Девона готова была держать пари на полагавшееся ей ежемесячное содержание, что он получает удовольствие, мучая своих родственников.

— Что ты замышляешь, любовь моя?

— Ну почему все, кого я знаю, считают, будто я только и делаю, что замышляю какие-нибудь каверзы? — Девона игриво толкнула Рейна.

— Потому что они у тебя очень уж хорошо получаются.

— Я не пойму, это комплимент или оскорбление? — сказала она, снова дергая ленты на шляпе.

Рейн наклонился и тоже дернул за ленты.

— Перестань нервничать. Я везу тебя в Фоксенкловер не для того, чтобы моя мать критиковала твои наряды.

Он снял с нее шляпу, прежде чем Девона успела запротестовать. Решив, что у нее еще будет время привести себя в порядок, она не стала спорить.