Сладкий привкус яда

Охранник, сопя, из-за плеча следил за моей рукой. Я писал быстро и размашисто, чтобы передать не только суть просьбы, но и настроение.

– Что это? – не поверил своим глазам охранник, когда я протянул ему лист и попросил передать его Орлову. – «Заявление. Прошу уволить в связи с отсутствием доверия с Вашей стороны…» Ты что, парень, с ума сошел?

У охранника были все основания удивляться моему поступку, и я не стал что-либо ему объяснять. Пожал плечами, мол, наверное, ты где-то прав, и вышел из дежурки.

– Может, передумаешь? – несся мне вдогон сочувствующий голос. – У нас уже четыреста заявок от желающих работать в усадьбе. Пять человек с высшим образованием в уборщики просятся…

«Не передумаю», – мстительно подумал я.

Сборы заняли у меня всего несколько минут. Поднявшись к себе, я убрал с дивана постель, расставил по углам стулья и сложил в мусорное ведро пустые бутылки. Закинув свои вещи в большую спортивную сумку, я мысленно поблагодарил комнату за уют и те счастливые мгновения, когда я был здесь с Татьяной, и вышел.

В обратную сторону я шел со скоростью похоронной процессии, придумывая всевозможные поводы, чтобы остановиться, поглазеть на небо или верхушки деревьев. В последние минуты моего самоизгнания из усадьбы душа страдала особенно сильно. Волной накатила беспросветная тоска. Я смотрел на кипарисовую аллею, на грот, на желтые огни хозяйского дома свежим взглядом, открывая для себя нечто новое, словно привычную для глаз картину в мое отсутствие подправил художник, усилив краски и четче выписав детали. Еще не покинув пределы усадьбы, я уже страдал от ностальгии по ней.

Дойдя до клубмы, к которой сходились четыре дорожки, я остановился, кинул сумку под ноги и стал вспоминать, не забыл ли я чего-либо в своей комнате. Чтобы скорее ответить на этот вопрос утвердительно, я раскрыл сумку и стал перебирать вещи. Бритвенный станок, баллончик с пеной, полотенце, кроссовки, спортивный костюм…

В тот момент, когда я пересчитывал носки, рядом со мной вдруг появилась Татьяна, словно материализовавшись из темноты. Она была в том же голубом спортивном костюме, в котором я видел ее на пожаре. Волосы придерживала тугая горнолыжная повязка. Руки в карманах, плечи приподняты – сыро, а потому зябко.

– Привет! – сказала она. – А я тебя еще с моста заметила, но не сразу узнала. Что это ты едва ноги передвигаешь?

«Вот о чем действительно надо жалеть, – подумал я, снова склоняясь над сумкой, чтобы в сумерках спрятать восторженную физиономию, – так это о том, что мы не познакомились раньше и в другом месте».

– А я тебя по всей усадьбе разыскивала. Князь приказал найти и доставить. Сенсационное известие. Ты не поверишь!

Я принялся вытаскивать из карманов поздравительную открытку от мамы и письмо из «Эскорта».

– Почему ты молчишь? – насторожилась Татьяна. – Что-нибудь случилось?

– Прости меня, – невпопад ответил я, протягивая ей два измочаленных конверта. – Я нечаянно прочитал эти письма, а только потом узнал, что они адресованы тебе.

«Сейчас она придет в ярость, ударит или пошлет меня подальше, и тогда расстаться будет легче», – подумал я.

– Какие письма? – не поняла Татьяна. Было слишком темно, чтобы различить текст на конвертах, и она повернулась боком к хозяйскому дому, из окон которого струился слабый свет. В той же последовательности, что и я, она сначала прочитала открытку от мамы, потом ответ из «Эскорта».

– Я был не прав, – продолжал я каяться, заполняя затянувшееся молчание, и закинул сумку на плечо. – Ты оказалась лучше, чем я о тебе думал. И мама тебя любит, и на работе тебя ценят. Первенство МВД по стендовой стрельбе… мастер спорта….

Татьяна взглянула на меня. В ее глазах отражался далекий свет, идущий из кабинета князя, где сияли десятками огней электрические светильники, стилизованные под канделябры со свечами.

– Это была не моя тайна, – произнесла она.

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь? – изменившимся тоном спросила Татьяна. Это был не столько вопрос, сколько утверждение, что я ничего не понимаю. – Профессиональный долг. Договорные обязательства.

Я кивал, соглашаясь. Как можно было подвергать сомнению столь высокие понятия, как долг и обязательства?

– Желаю успеха, – сказал я.

– Пойдем вместе, я тоже к нему.

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, Таня, я не иду к князю. Я ухожу совсем. Увольняюсь по собственному желанию.

Повернувшись, я решительно зашагал к выходу. Пораженная моим поступком, Татьяна несколько мгновений ничем не выдавала себя. Я успел сосчитать до десяти, пока она пришла в себя:

– Стас! Подожди!

Она подошла, комкая в ладонях письма.

– Я собиралась сегодня рассказать тебе об этом, – произнесла она. Свет, отражающийся в ее глазах, дробился и деформировался. Казалось, качни она головой, и капля света скатится по щеке. – И не только об этом… Я очень хотела поговорить с тобой… Завтра из Дели прилетает Родион.

– Прекрасно, – усмехнулся я. – Ты говоришь об этом, ничуть не удивляясь. Значит, я был прав – тебе все известно про Игру… Поздравляю, тебе удалось облапошить меня.