Сладкий воздух и другие рассказы

Ободренный сложной самопроверкой, Аркаша открыл глаза, качнулся от света и сказал:

— Теперь я могу вешать, пока не околею.

Старик Яша, потеряв к нему интерес, взгромоздил свои прилавочные весы на стол, и носики их, как только что Аркашины руки, сразу разъехались. Старик носики свел — те послушно сошлись. Отпустил — они снова поехали, но в положение, противоположное изначальному. Тогда он нажал чашку, ушедшую вниз, и весы почему-то выровнялись.

У Аркаши от такой их покладистости вот-вот бы и возникли в голове мятные ощущения, если б Гриша, тоже наблюдавший за уродскими весами, вдруг не задекламировал:

Один Мудищев, звать Порфирий,
Еще при Грозном службу нес
И, поднимая швонцем гири,
Порой смешил царя до слез!

— Вот это — Порфирий! Вот это — ГТО второй ступени! — одобрил старик.

— А дальше про что? — спросил отзывчивый к поэзии Аркаша.

— Дальше про надо работать! — сказала возвернувшаяся Рая.

— Давай-но добавку! — распорядился старик, без охоты глянув на Аркашу.

— Какую?

— Он еще спрашивает! Гирю твою!

— Хватит уже, Яков Нусимович…

— Хватит Яков Нусимович? Тогда смотрите. На весы.

А на весах одна платформочка взяла вдруг и без груза опустилась. Та, на которой с боков балюстрадки.

— И вы хотите два пуда?..

— Да. Хочу два пуда!

— Слушайте, Яша, вы, конечно, умеете подойти к женщине, но не морочьте мне голову, что на этих весах можно свешать наши пустяки! — глядя на старого баламута, сказала Рая.

— А если да?

Яша ухнул гирю на замершую внизу платформочку, и от жуткой тяжести у весов разъехались фигурные лапы.

— Нате вам за таких партнеров две копейки! — в сердцах сказал старик и положил на платформочку без балюстрадок две копейки, и все разинули рты, потому что случилась совсем уже глупость. Две копейки пошли на дно, а гиря взъехала. Носики же замерли друг против друга.

— Курички мои! — воскликнул Яша.

«Куричками», что должно было значить «курочки», он именовал клювики весов.

— Курички мои! — еще раз крикнул он. — Пуд с осьмухой! — снова крикнул он. — Так давайте же сюда упаковку и товар! — в третий раз крикнул он. — Хватит крацаться в покое, начинается такое, что бежите на пожар!

И тертые его партнеры увидели чудо.

В целлулоидный обрезок, сложенный маленькой запиской, старик какой-то мелкой серебряной ложечкой сыпанул белого порошку, зачерпнутого из-под отогнутой газеты свертка, а записку с порошком положил на чашку к двум копейкам, и та сразу поехала вниз, перетянув громадный двухпудовик. Старик Яша стал совать пальцы с платформочки на платформочку, что-то придержал, пихнул гирю в бок, переложил две копейки на чашку с гирей, подсыпал, отсыпал, пропел «Лопни, но держи фасон!» и крикнул пораженному Аркаше:

— И чтоб мне было запечатано! Но пусть не калека! Он же круглый левша!

Аркаша схватил пакетик, погрел на свечке часовое колесико, приделанное к специальной крутилке, и — трык-трык — катнул им по краю целлулоидной записки. Запечаталось на ять. В мутном желтом кармашке забелелся подпольный порошок.

— Два грамма. Идите проверяйте в аптеке. У гондонного провизора, — спокойно сказал старый Яша, убрал две копейки в карман, хэкнув, стащил гирю, сволок ее в сторону и велел Аркаше:

— Убери к чертовой матери эти весы, чтоб я их больше не видел…

— Ваши весы?

— Мои весы!

— Почему разорять прилавок? — возмутилась Рая.

— Потому что так свешать я могу один раз: или если мне не верят, или когда пришли с проверкой.

— Но надо же фасовать!

— А я отказываюсь? Теперь, когда вы знаете, как работает настоящий частник, я скажу, что нам надо. Эта ложечка — раз, с ней я работал кокаин в Крыму при Врангеле. Аптекарские весы — два. — И он достал из-под своей летней фуражки эбонитовые чашечки, примотанные к изящному коромыслу зелеными шнурками. — Две копейки у нас есть. Руки и ноги, слава Богу, тоже, — он потрогал круглую резинку на отставленной Раиной ноге. — Один умник, то есть этот шмендрик, в наличии — (старик указал на Аркашу, отдыхающего после мучений и чудес последнего получаса), — и один… — он показал на Гришу, — этот… что дороже нету… что люди стекло режут…

— Алмаз! — помог Аркаша.

— Швонц тебе на глаз! — завершил каверзу старик.

— Ну купил его! Ну купился! — как ненормальный, захохотал Гриша, а Рая, та прямо зашлась от удовольствия.

— Нет! — умирала она. — С этим Яшкой можно сдохнуть! Нет! Я должна идти переложиться!..

И пошла переложиться.