Сладких снов

Следующее наблюдение потребовало больше времени. Всякий раз, когда Редкат общался с кем-нибудь из Европы, это происходило либо в дневное, либо в вечернее время. И никогда ночью, как это бывало, если он обменивался сообщениями с кем-нибудь из Соединенных Штатов. Редкат жил в европейском часовом поясе. В принципе, он мог быть из Африки, но, с учетом общей структуры сообщества, это выглядело маловероятным.

Но главное открытие, касающееся местонахождения Редката, Гренс сделал в ночном кафе на Эриксгатан, за чашкой крепкого кофе и двумя булочками с корицей. На основании диалога Редката и Лацци, до сих пор остававшегося непрочитанным, в самом низу кипы.

В этом разговоре Лацци, он же Карл Хансен из Лердаля, неожиданно перешел с международного английского на родной датский. И Редкат ответил ему по-шведски.

Член сообщества, которого Бирте так и не смогла идентифицировать из-за плавающего IP-адреса, так что в конце концов была вынуждена с этим смириться, проживал в Швеции.

Если обычный лист формата А4 для принтера весит около пяти граммов, то две тысячи четыреста четырнадцать страниц потянут почти на двенадцать килограммов. Такую кипу Эверт Гренс поднимал и опускал, переставлял с места на место, раскладывал на своем столике и других свободных поверхностях в пустом зале ночного кафе. Молодая официантка так ничего и не сказала, разве что улыбнулась, когда их взгляды встретились.

То есть ты швед? И где ты находишься? Кто ты? Сидишь ли возле монитора ближе, чем я думал раньше, и продолжаешь вести свою анонимную педофильскую жизнь?

Ответ мог бы повести Гренса и дальше, но листы с пометкой «Возможно Редкат» не давали ни малейшего намека.

Разгадка пряталась в одной из бесед, которые обнаружились сохраненными в компьютере из квартиры над пекарней. С пометкой «Лацци», сделанной рукой Бирте.

Приступ головокружения, с какими комиссару часто приходилось бороться в последнее время, накатил как цунами, так что комиссару едва удалось удержаться на стуле. Но то, что почувствовал Гренс, было не помрачение сознания, совсем напротив, его яркая – до ужаса – вспышка. Прилив адреналина, от которого перехватило дыхание.

Решение лежало перед ним – после подробнейшего изучения пятидесяти с лишним документов с текстами сообщений странного, на сторонний взгляд, содержания.

Речь шла о планируемой встрече, путешествии, и в этом фрагменте Лацци и Редкат снова перешли на датский и шведский.

08–11–2019 12:14:22 Сообщение от 434876234: Буду рад встрече, друг. И с красоткой Катрине, конечно, тоже. Прилетаем в Каструп рано утром в воскресенье.

08–11–2019 12:16:21 Сообщение от 238437691: К сожалению, здесь проблема. Меня не будет дома, уезжаю за границу.

08–11–2019 12:17:13 Сообщение от 434876234: Что за поездка? Не понимаю.

08–11–2019 12:18:35 Сообщение от 238437691: Это моя вина. Уезжаю в Брюссель, мы давно планировали.

08–11–2019 12:18:57 Сообщение от 434876234: Но мы ведь договаривались. Я оплатил авиа- и железнодорожные билеты. Зарегистрировался на сайте «Скандинавских авиалиний». Мне не вернут деньги.

08–11–2019 12:19:41 Сообщение от 238437691: Выберем другой день. В качестве компенсации пришлю несколько снимков Катрине. Ты не разочаруешься.

«В воскресенье», так писал все еще неизвестный Редкат. «В Брюссель», отвечал ему Лацци, он же Карл Хансен. И Эверт Гренс знал, о каком воскресенье идет речь.

В воскресенье, на следующий день после того, как к нему вломилась полиция, Лацци с семьей должен был отбыть в Брюссель. В доме ждали собранные дорожные сумки.

Комиссар высвободил из-под бумаг чашку с кофе. Теперь совсем горячо. Забронированный и оплаченный билет до Копенгагана на так и не состоявшуюся встречу – вот что укажет направление дальнейшей работы. У него есть дата и примерное время вылета, более того, авиакомпания и направление.

Все, что нужно для идентификации последнего члена педофильского сообщества, – это немного везения и списки пассажиров всех самолетов, вылетевших из Швеции и приземлившихся в Каструпе, в Копенгагене, утром в воскресенье.

Новый приступ и новая разновидность головокружения. На этот раз не только от радости неожиданного открытия. Гренсу было проще не вспоминать ужасные снимки, пока его соотечественники были только жертвами преступлений. Пока извращались и насиловали они, а мы страдали. Но теперь насильниками оказались мы, и обрести внутреннее равновесие стало еще труднее.