— Мне без разницы, — говорит Марисса, тянется и поглаживает девчонку по щеке, — Главное, чтобы работа была выполнена, и она в безопасности добралась до дома. Но держи ее подальше от толпы. Марисса смотрит мне в глаза и произносит по-французски, — Покажи ей,
— Oui (франц. — да.). — Я киваю и стараюсь не показать облегчения.
— Можешь взять БМВ. — Отец бросает мне ключи, при этом дьявольски улыбаясь Мариссе, на которую переключает все свое внимание.
Я смотрю на Иву и кивком показываю в сторону двери. Девушка быстро следует за мной.
За исключением той маленькой девочки в прошлом году, я никогда не оставлял "племянницу" необученной. Сегодня такое будет впервые, надеюсь. Я завожу машину и бросаю взгляд на число на приборной панели. День святого Валентина. Прям в тему.
Я веду молча, нервно постукивая пальцами по рулю, в то время как девушка сидит, сложив ручки на коленях. Ее жалкий свитер не предназначен для нашей зимы. Я прибавляю обогрев.
Когда мы проезжаем пять миль, зону слышимости, я набираю в грудь воздуха и медленно выдыхаю.
— Ты говоришь по-английски?
— Да, — отвечает она с сильным акцентом.
— Ты в курсе, для чего тебя привезли в Америку?
— О, да. Брат все объяснил. Меня выдадут замуж за статного мужчину, который обо мне позаботится.
Я с трудом сглатываю. Обычно я осторожен с этими племянницами. Держусь отстраненно и не позволяю думать. Но прошло слишком много времени, и в мой разум проникло всякое. Я не смогу пропустить слова этой девушки мимо ушей. Они проникают в меня.
Ива робко спрашивает:
— Это ты станешь моим мужем?
Я стреляю взглядом в ее сторону и замечаю, с какой надеждой она изучает мое лицо. Вернув свое внимание к дороге, я собираюсь произнести слова, которые разобьют ее надежды на миллионы осколков. Впервые я расскажу племяннице Мариссы всю правду без прикрас, преуменьшений или хвалебных од.
— Ива… Мне очень жаль, но никакого мужа не будет. Брат тебя обманул. Он продал тебя. Отныне ты рабыня, а Мадам Марисса — твоя хозяйка.
— Я… что ты сказал? — Ее голос дрожит. Об заклад бьюсь, она росла в нищете. А раз глава семьи — брат, значит, родители, скорее всего, погибли от какой-то болезни, так как на лечение не было средств. Знакомая ситуация у многих других племянниц. Вероятно, ее братец разбазарил последние гроши на наркоту или алкоголь. Ее начинает трясти.
Я везу нас к городскому парку, где нет посторонних глаз и ушей.
Грудь Ивы вздымается от быстрых и хаотичных вдохов. Что неудивительно. Надо успокоить ее. Я останавливаю машину и поворачиваюсь к ней.
— Пожалуйста, сэр, — говорит она. — Я не понимаю!
Мне не по себе, пока я провожу экскурс Иве в новый мир. Объясняю, чем ей придется заниматься, и что случится, если она не будет слушаться. И признаюсь, что если она выдаст хоть часть этого разговора, — меня убьют.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — обвив себя руками, спрашивает она.
Глядя на нее, я качаю головой.
— Хочу, чтобы ты знала правду. Мне очень жаль.
— Ты ведь работаешь на них?
— Не по собственной воле. В этом мы с тобой чем-то похожи, Ива. Или я выполняю указания или меня убивают.
Впервые мне в голову приходит подобное сравнение.
Вечер проходит мучительно — я с девушкой в машине, сам говорю спокойно, а она на грани истерики. Я отвечаю на ее вопросы. Объясняю, что грозит нам обоим.
— Ты девственница? — спрашиваю я. Она опускает взгляд и склоняет голову — значит, нет. — Тебе нечего стыдиться. Просто пытаюсь понять, как много ты знаешь. Я ничего тебе не сделаю, но если у тебя есть вопросы… о мужчинах…
Она бешено мотает головой.
— Придется притвориться, что я показал тебе, как вести себя с мужчинами, Ива. Ты понимаешь, о чем я? Если узнают, что мы с тобой просто беседовали, — нас накажут.
Она кивает, а из глаз у нее текут слезы.
— Я знаю, что делать, — глухо произносит она. — Я не хочу ехать в дом той женщины! Не заставляй меня. Пожалуйста!
Она вцепляется в мою футболку и плачет. Племянницы, как и "победы" плакали в моем присутствии чаще, чем это можно представить, но я никогда не протягивал руки, чтобы их утешить. Никогда. Племянницы должны уметь утешать себя сами, а победы сами поддавались искушению и сами виноваты.
Но то было раньше. Сейчас же, я без малейших колебаний притягиваю Иву к себе. Она слишком худая. Я обнимаю ее рукой, и она рыдает у меня на груди.
— Пожалуйста, спаси меня, прошу, — всхлипывает она. Я лишь крепче обнимаю ее и с трудом сглатываю.
И ведь знаю, что нельзя давать обещаний, которых не сможешь сдержать, но тем не менее, я говорю:
— Я попытаюсь. Клянусь…
У отца есть связи, как и у Мариссы. Нужные люди есть во всех правоохранительных сферах — от грязных копов до подкупленных чиновников. Если я попытаюсь сорвать их делишки и сдать их властям меня убьют. На данный момент я бессилен, мне остается лишь рассчитывать на милость Ивы, что она сохранит мою тайну. Но клянусь перед самим собой… я буду наблюдать; смотреть и ждать подходящего момента, чтобы сдать Мариссу с ее отвратительным бизнесом.