Сладкое Забвение

После того, как мы дали свои туманные показания полиции — нас учили, как разговаривать с полицейскими в возрасте четырех лет, — мы пришли сюда и с тех пор не выходили из гостиной. Наш дядя Марко и Доминик, его сын, оба были в доме, но после инцидента у Франческо остальные мужчины в семье отсутствовали.

Красный.

Теперь это капало куда-то еще, кроме ресторана моего дяди.

И я не чувствовала никаких угрызений совести, просто онемение.

Было два часа ночи, когда они решили появиться. В гостиной зажегся свет, и фойе наполнилось звуками шагов и голосов. Тяжесть давила мне на грудь.

Папа обошел вокруг дивана. Рукава его рубашки были закатаны, а пиджак снят, без которого его никогда не видели, даже в такие жаркие дни, как сегодня. Не очень хороший знак. Я сглотнула, заметив кровь, забрызгавшую его белую рубашку.

Марко, Доминик, Мануэль, Тони, Бенито, который, должно быть, выписался из больницы, Лука и, наконец, Николас заполнили комнату. Я проследила за Нико взглядом, но он даже не посмотрел на меня. Он все еще был одет так же, как и во время обеда, и выражение его лица было непроницаемым, когда он прислонился к телевизору.

Его невеста была беременна от другого. Любой член мафии воспринял бы это как личное и серьезное оскорбление, но когда он, наконец, бросил на меня задумчивый взгляд, я почему-то задумалась, не это ли было у него на уме.

Восемь мужчин уставились на мою сестру. Они собирались попытаться запугать ее, чтобы она выдала имя.

— Телефон, — рявкнул папа.

Адриана сидела на диване, скрестив ноги, в белом платье, которое она надела на ленч, а я переоделась в шорты и футболку. Она даже не взглянула на нашего папу и не ответила на его требование. Это заставило его заскрежетать зубами.

Я схватила ее телефон, который лежал на диване между нами, встала и протянула его отцу. Мы уже удалили из него все следы существования Райана.

Папа передал его Доминику, и тот принялся рыться в нем.

— Мы узнаем, кто это, Адриана, так что можешь нам рассказать, — сказал Марко.

Он начал с более мягкого подхода, но мой папа не пошел на это.

— Ты нам расскажешь, Адриана. Сейчас же. Или, клянусь Богом, ты больше не увидишь дневного света.

Моя сестра скрестила руки на груди, ее глаза вызывающе засверкали. Эта стратегия никогда не сработает с Адрианой, и папа это знал. Я думала, однажды он поверит, что она волшебным образом станет послушной.

— Мы его не убьем, — сказал Марко. — Тут замешан ребенок, это совсем другое дело.

Он не это сказал, но мы все слышали: По другому, чем у меня. По другому, чем моя ситуация.

Когда во взгляде Адрианы мелькнула надежда, мой желудок скрутило.

— Он лжет, — выпалила я.

Злые мужские глаза метнулись ко мне.

Я сглотнула, бросив взгляд на Николаса, но он все еще стоял в километре от меня.

Дядя Марко покачал головой.

— Нет, это не так. Мы не собираемся убивать его, Адриана. Я обещаю.

Проблеск надежды в ее глазах стал чуть сильнее.

Меня охватила паника. Я знала этот взгляд в глазах Бенито, в глазах моего брата.

Ложь. Это все ложь.

— Они лгут, Адриана, — настаивала я. — Не верь им.

Мой пульс подскочил к горлу, когда тыльная сторона руки Мануэля приблизилась к моему лицу. Я вздрогнула, ожидая удара. Когда лишь легкое дуновение воздуха коснулось моей щеки, я открыла глаза и увидела руку Николаса, обхватившую запястье моего дяди.

— Ударь девушку у меня на глазах, и ты не доживешь до того, чтобы сделать это снова, — прорычал Нико.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мануэль вырвался из рук Нико и сделал шаг назад, его лицо покраснело от презрения.

Папа наблюдал за этим обменом нейтральными взглядами, но что-то близкое к неудовольствию играло в его глазах, когда он смотрел на Нико. Мой отец никогда не бил меня — его отвращение было вызвано другой причиной, чем вмешательство Николаса, но я не была уверена, какой именно.

Братья моей мамы всегда были злыми, кроме Марко. Он был кроток, сдержан, но при малейшем нарушении правил становился всего лишь волком в овечьей шкуре на охоте.

— Елена, — рявкнул папа. — Прекрати.

Я никогда раньше не противостояла своему отцу. Однако я знала свою сестру; она была жесткой, но доверчивой. Ей хотелось верить в свою сказку, и она верила. И это будет смерть ее принца.

Я не двинулась со своей позиции.

— Елена.

Тон моего папы был холоднее Арктического и окрашен недоверием.

Меня тянуло прислушаться, но ноги примерзли к полу. Теперь я стояла на дешевом ковре в доме, наблюдая, как перед моими глазами разыгрывается похожая сцена.

Папа бросил взгляд на Тони, который с выражением раскаяния на лице обошел диван и подошел ко мне.

— Я не уйду, — запротестовала я.

— Давай, Елена. Пойдем.

Тони потянулся к моему запястью, но я отдернула его. Он вздохнул, прежде чем обхватить меня за талию и поднять.

— Адриана, не делай этого, — взмолилась я, когда Тони наполовину нес меня, наполовину вёл одной рукой к двери. — Обещаю тебе, они лгут.

Я знала, какую вину это несло в себе — не говоря уже о разбитом сердце — и я не могла позволить Адриане жить с тем же.