Сладкое зло

— Ты должна расслабиться, милая моя, красивая, любимая… — Поцелуй в одну скулу. — Пожалуйста… — В другую. — Если бы ты знала, как мне тяжело… — В губы. — Дай мне войти. — Как же я боюсь сделать тебе больно… НО. НЕ. МОГУ. СДЕРЖАТЬСЯ. Ты такая классная…

От поцелуев, от мольбы в голосе становится немного легче. Пытаюсь выполнить его просьбу. Концентрируюсь на губах любимого, и сама его целую, зарываясь кончиками пальцев в ароматные волосы.

— Вот так, моя девочка. Вот так, моя маленькая. — Он начинает двигаться. Я чувствую, как там, внутри, всё трещит, растягивается, рвётся. — Такая послушная, сладкая крошечка. Тесная и горячая. Только моя. МОЯ! МОЯ! МОЯ!

Я всё ещё кусаю свой язык, истекаю слезами, но стараюсь не думать о том клятом огне, который острым спазмом охватывает низ живота. Давид прижимает меня к себе, его красивые, упругие ягодицы ритмично покачиваются и сжимаются, когда он совершает осторожные, неторопливые толчки. Мужчина погружается в меня крайне бережно, с каждым рывком всё глубже и глубже… руками массирует бёдра, гладит спину, губами берёт в плен мои губы.

— Моя. — толчок. — Только моя. — Ещё один. — Крошка. — Насаживается до упора. — Вот и всё… Вот и всё моя, дорогая… Теперь ты моя. Я тебя чувствую. Так хорошо чувствую! Какая же ты сладкая, тугая, безупречная! Моя идеальная победа! Самое лучшее жизненное достижение.

Давид повторял это снова и снова. Как обезболивающее. И мне с каждым толчком становилось всё лучше и лучше. Боль постепенно отступала. Я перестала рыдать, перестала стонать от дискомфорта и… начала стонать от наслаждения.

Мы набираем с ним скорость. Между нами больше нет пропасти. Между нами теперь невесомость. Даже не замечаю, как сама начинаю двигаться навстречу его ритмичным, уверенным толчкам. Давид входит и выходит на полную длину. Да, это больно. Но одновременно приятно. Я начинаю чувствовать его твердость там, внутри. Чувствую его набухшую головку, чувствую, как он периодически задевает ей клитор, когда выходит и снова заходит, пробуждая в нервах бесподобные ощущения. Ещё я начинаю чувствовать сладкую пульсацию на стенках влагалища, которая электрическими волнами растекается по всему животу.

— Не останавливайся… — молю, своей просьбой, моментально приближая его к долгожданному оргазму. — Ты такой… Т-такой безупречный!

Заветный взрыв случается резко и неожиданно. И у него, и у меня. Одновременно. Мы кончаем. Так сладко, так дико и так одержимо! Меня выбрасывает в открытый космос!

Божеееее! Эти ощущенияяя!

Слишком! Слишком красивые, слишком приятные, слишком новые для меня!

Так не бывает! Я сплю! Просто напилась, просто на время отключилась.

А секс с мужчиной моей мечты мне просто приснился.

Давид не успевает вовремя выйти. Я и сама не даю ему это сделать. Он наполняет меня собой, своей вязкой теплотой, которая энергично выстреливает внутрь меня. Мы дрожим, вопим, крепко-крепко обнимая друг друга напряженными руками, царапая друг другу спины и одичало покусывая друг другу губы до терпкого металлического привкуса во рту.

А затем, устало обмякаем на подушках.

Проваливаясь в глубокий, вынужденный сон.

Глава 17

Утром я проснулась от звука тяжёлых, глухих ударов. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы заставить свой мозг включится, чтобы заставить разум вспомнить то, что было вчера между нами, и как я блин вообще оказалась в чужой, незнакомой постели?

Первые секунды пробуждения вызвали шок. И зверскую головную боль. Сначала я испугалась, но потом, когда увидела на полу знакомые мужские джинсы с рваными дырками в области колен, а на подушках почувствовала родной, опьяняющий запах — вспомнила, где именно нахожусь. А ещё… вспомнила, что блин произошло вчерашней бурной ночью!

Зудящая боль между ног и алые пятна на одеяле вмиг вернули утраченные воспоминания.

Ох, милая моя мамочка!

Я… Я…

Поверить не могу, что я… что мы это сделали.

ЭТО!

Быстро закрыла рот ладошкой, сдерживая собственный крик, выждала ещё некоторое время, чтобы успокоиться, чтобы не паниковать понапрасну, а затем, завернувшись в простынь, вышла из комнаты, направляясь на звук мощных шлепков.

В соседней комнате я увидела Давида. Он, абсолютно голый, одержимо бросался на борцовскую грушу, при этом грязно матерился. Практически шёпотом. Вероятно, не хотел разбудить. Я залипла, я остолбенела… глядя на эти упругие, подкачанные ягодицы. Как они сжимались и разжимались, когда мужчина наносил удары, а по крепкой спине стекали капли пота.

«Ох, мать Твою! — теперь уже выругалась я, — Какое бесподобное зрелище!»

Я готова была любоваться этим красавчиком часами. Мой личный, музейный экспонат. Как же безумно сильно я его люблю.

Услышав моё рваное дыхание, Давид обернулся.

— Прости, девочка… — запнулся, — Я конченный кретин! — ещё один удар по мешку с песком, — Не должен был! Не должееен! — рычал и колотил, удар за ударом, удар за ударом, последующий сильнее предыдущего, — Тварь! Сука! Гандо…

Но он успел докричать. Я набросилась на него со спины, обхватила напржённую спину здоровяка обеими руками и жалобно прошептала: