Безумно захотелось увидеть Крошку. Правда было стрёмно смотреть в её ясные, наполненные чистой нежностью глаза. А отпустить девушку… не могу. Если отпущу — мгновенно сдохну! Потому что лишь рядом с ней я оживаю, я дышу, я вдыхаю и выдыхаю на максимум! Потому что мне нереально легко! Она делает из меня человека. Она пробуждает во мне жизнь. Наставляет на путь истинный. Лишь с ней непробиваемая оболочка из гранита, в которую заколочено мое черное сердце, начинает крошится в прах.
Она такая чистая, такая светлая, что у меня в глазах рябит и я слепну от неземной красоты моего доброго, чуткого ангела.
Господи! Как же дико я очкую замарать Крошку своей грязью.
Когда прикасаюсь. Когда даже смотрю на неё. Хоть мельком.
У меня ведь руки по самые локти в говне. Хоть его визуально и не видно. Но оно смердит так, что хоть волком вой и головой об стену ебашься, всё равно эта вонь, как клеймо на всю жизнь.
А сейчас… мои руки… ещё и в крови.
Мне пришлось сделать непростой выбор. Да и я, если честно, уже заебался вот так вот жить, «весело» поскакивая задницей на пороховой бочке, которая может рвануть в любую секунду и в тартарары разорвать нахрен полжопы.
Я сделал этот выбор!
Я выбрал её. И как бонус — честную, свободную жизнь.
Жаль, но братья не оценили мой выбор.
Я просто поставил их перед фактом: мы делаем последнее дело, а затем… наши пути расходятся.
***
До того, как встретиться с девочкой, я решил заехать к братьям, чтобы озвучить им свои важные намерения.
— Это моё последнее дело. — Выдал с порога.
До осуществления своей мечты, мне не хватало совсем чуть-чуть.
Да и я вроде как обещал братве, что этот город мы будет иметь всей нашей ордой. Вместе.
— Все же решил уйти? — отозвался Макс, делая энергичную разминку перед началом трени.
Кажется, он тоже всю ночь бухал. Видок у Буйного такой себе. Будто его полночи драли дикие бабуины.
Ещё бы! Нелегкая выдалась ночка.
А вот Димыч… этот безмозглый ширяльщик … отсыпался дома.
— Да.
Они промолчали.
— Чем займешься? — внезапно спросил Егор.
— Да похер чем. Главное, чтобы она была в безопасности. Не пропаду. Поднакопил деньжат, вскоре открою свою тренажёрку. Как и хотел когда-то.
— Думаешь такая мелочь сможет нормально вас обеспечить? А если дитё появится?
— Мне для счастья много не надо. Главное, чтобы она всегда была рядом. Не пропаду, ты же знаешь. — Прыснул в ответ, парням, скрестив бицухи на груди.
А Макс прыснул в ответ:
— Жаль, что ты такой придурок. Повелся на бабу. Она — просто очередная холеная киска, а мы, нах… мы братья. Братья на всю жизнь. Столько всего вместе пережили, прошли через херову парашу, и ты решаешь вот так вот тупо нас кинуть. Твой поступок останется на твоей совести, бро.
Ещё сильнее обхватил себя руками, чтобы сдержаться и не вмазать по рылу, а заодно и по яйцам, за оскорбление. Ибо кое-кому очко, походу, совсем не жмёт.
— Любви не существует. Есть только влечение. А эта девка… когда-нибудь ты пожалеешь.
Я держался как грёбанный удав. Но он нарочно подливал бензин в полыхающий огнивом кратор. Не хотелось квасить им морды прямо перед расставанием.
Хотелось уйти без лишних обид.
Вскоре я понял, парни были правы…
Я совершил чудовищную ошибку.
И поплатился за свою тупость сполна.
***
Малышка сегодня была уж очень странная. Какая-то потерянная, бледная как поганка, очень уставшая. С красными, слегка опухшими глазами и синяками, размером с приличную сливу.
Вспомню красную отметине на щеке, тогда, когда к ней домой тайком влез… безумно хочется замочить кого-то! Особенно её конченную мамашу. Которая подсела ударить собственную дочь. Взрослую, самостоятельную девушку.
Неужели тупица считает, что Соня её собственность?
Моя девочка! Завтра я заберу тебя далеко-далеко, и никто больше не посмеет причинить тебе боль! Именно поэтому малышка чуть-было не угодила под колёса тачки, когда случайно вышла на дорогу.
Девчонку нечто гложило. Она была настолько растеряна настолько несчастна, что я готов был разодрать живьём любого ублюдка, стоило бы ей только кивнуть в его сторону.
Бедолажка! Промокла до самых косточек, пришлось отогревать в машине, завернув в свою кожанку. Видать серьёзно её мамаша обидела. Если бы не успокоительные, которые я глотнул перед тем, как выйти из дому, я бы на хрен вырвал тому рукожопому гандону позвоночник, который чуть-было не сбил Соню за рулём своей консервной банки. А затем расправился бы с мамашей, и похер, что она её мать! Выдра ответила бы за каждую слезинку малышки.
Для меня мать — это сгусток прошлого. Больного, жестокого прошлого. Моя мать умерла. На моих глазах. А убил её… мой отец.
***
Как же мне было херово! Успокоительные прекращали своё действие, поэтому у меня началась адская трясучка в руках, а в крови случился всплеск азота.
И случилась эта дрянь под утро. В тот момент, когда я увидел, что Соня прочитала смс от Макса.
Твою ж мать!