Сладостная жертва

— Ты хоть понимаешь, что играешь с огнем, а? — пробормотал он, оглядывая ее сверху донизу. — Если ты пойдешь к Дэвиду в таком виде, его температура взлетит до небес. Почему бы тебе не оставить несчастного в покое?

Люси почувствовала себя оскорбленной.

— Что ты имеешь в виду? Я не была тут многие месяцы, а в последний приезд меня сопровождал ты!

— Но ты ведь его не отпустила и все еще держишь на крючке, полностью отдавая себе в этом отчет. Иначе почему родители Дэвида послали за тобой, узнав, насколько серьезны его ранения? Ты же сама говорила: они надеялись на то, что он отзовется на твой голос! Поступая так, они вовсе не витали в облаках! А прекрасно понимали, что он не забыл тебя, по крайней мере, забыл не больше, чем ты его!

— Но как мы могли? — прошептала Люси. На ее белом как мел лице синие глаза казались сейчас огромными цветами. Судьба сыграла с ними злую шутку — да. Но она не могла убить их любовь, любовь, столь глубокую, что никакие обстоятельства ее не поколебали.

Джеймс схватил жену за худенькие плечи.

— Но вы должны это сделать, Люси. Нельзя больше жить в этом глупом раю. Ведь ты не можешь быть с ним, и это убивает тебя… вас обоих… А ты не задумывалась о том, что послужило причиной той аварии? Я беседовал вчера об этом с его отцом. В полиции считают: она не должна была произойти — Дэвид не был пьян, и с его машиной тоже все было в порядке. Видимо, он просто мчался как сумасшедший и, чуть не задев другую машину, врезался в каменную стену. Ребята из полиции пытались выяснить у его родителей, что заставило Дэвида нестись на такой скорости, спрашивали, не поссорился ли он с кем, не волновало ли его что-либо. И, конечно же, на все вопросы Милли и Уильям давали отрицательный ответ.

— Ну да, — отозвалась Люси. — А что еще они могли сказать?

— Да, что? При такой-то гордыне.

— Да, им не нравится, когда ущемляют их гордость, — согласилась Люси. — И я их хорошо понимаю. Им не хочется, чтобы люди в округе судачили об их семейных делах. Они скорее дали бы себя на растерзание диким зверям, чем рассказали об этом хоть одной живой душе.

— И потому вынудили тебя уехать в Лондон, а единственного сына — совершить попытку самоубийства!

Люси почувствовала невыносимую боль, словно ее ударили в солнечное сплетение!

— Нет! Ты не смеешь так говорить! У тебя нет доказательств…

— Об этом Дэвид, естественно, должен был позаботиться. Ведь из-за вашей драгоценной семейной гордости он не хотел, чтобы о его смерти болтали.

Люси прикусила губу столь сильно, что на ней выступила кровь, едва заметная на яркой губной помаде.

Но Джеймс все-таки разглядел пунцовую капельку. Он наклонился и начал осторожно слизывать ее языком.

Люси вздрогнула. Это было так не похоже на Джеймса! И, конечно же, его поступок не мог не взволновать: Люси затрепетала как в лихорадке — ее бросало то в жар, то в холод. И в который уже раз Люси подумала о том, как много непостижимого кроется в характере Джеймса.

Блестящий адвокат, он ослеплял в суде своим умением срывать с иных людских душ чахлую одежонку и в то же время был методичным и аккуратным человеком, выполняющим уйму бумажной работы: читал отчеты, просматривал прецедентное право и исписывал бисерным почерком целые страницы в своей записной книжке. Джеймс не прекращал поисков до тех пор, пока не находил то, что ему необходимо.

Джеймс, безусловно, одержимый. Не потому ли он и реагировал так яростно на их отношения с Дэвидом? Наверно, он испытал нечто подобное, застав свою жену в постели со своим лучшим другом. Люси вспомнила его слова:

— Как в плохой мелодраме, правда? Там в любовных треугольниках всегда присутствует лучший друг мужа — человек, которому бедняга особенно доверял. Мне всегда было любопытно, кто из них проявил инициативу — Энн или мой приятель? Хотя обычно мужчина делает первый шаг, а не женщина.

Люси тогда еще подумала, что гордость не позволяет ему считать иначе. Но он не удивился бы, узнав, что именно Энн была в том случае более активной. В ее лице — даже на свадебном фото — угадывалось что-то жадное, алчное. Похоже, она была из тех женщин, которым быстро приедаются будни брака, и они начинают искать что-нибудь интересненькое на стороне.

В то же время Люси старалась быть справедливой.

— Может, они ничего не могли поделать с собой, — предположила она, отчего на лице Джеймса появилась презрительная гримаса.

— У нас всегда есть выбор, — фыркнул он. — Я не верю во всю эту чепуху, когда твердят, что кому-то больше ничего не оставалось. Люди не такие дураки, чтоб не знать, что хорошо, а что плохо.

— Но ведь не все же так просто! — взволнованно возразила Люси.

— Ну у них-то все было просто — она была моей женой. И, значит, должна была быть моим другом.

— Но… что, если они влюбились?..

— Нечего их оправдывать! Ты ведь их даже не знала. — И взглянул на нее холодными глазами.

Вот и теперь они были такими же, и о ее семье Джеймс говорил в том же тоне.