– Сестра подержит, – заявила она, будто уже планировала сблевать. – Похоже, мы закончили узнавать друг друга получше?
– Точно.
– Слава богу, – пробормотала она, поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела к одной из своих громогласных кузин. Та девчонка мне уже представилась. Если честно, она подошла ко мне и сказала: «Мама права, Дэвиду до тебя далеко», – после чего подмигнула и испарилась.
До чего странная семейка.
Я взял очередной стакан виски с подноса слуги, игнорируя подсевшего кузена Лоренцо. Он распахнул пиджак и запихнул руки глубоко в карманы. Черт знает, где его носило, но я бы предпочел, чтобы он был где угодно, только не пялился на Елену Абелли. Уже от одной мысли под кожей все зудело.
Повисла пауза, пока Лоренцо провожал взглядом аппетитный зад Елены – и это была настоящая тюремная приманка. Милашка Абелли пересекала лужайку.
– Что он тебе сделал? – Лоренцо кивнул на светловолосого придурка.
Вероятно, я плохо скрывал желание всадить в него пулю.
– Выбесил меня, – буркнул я, поболтав виски в стакане.
– Что-то серьезное, значит. Тебя сложно выбесить. Дай угадаю. Оскорбил маму?
– Нет.
– Отца?
– Нет.
– Твоего самого красивого кузена? Сто девяносто ростом, темноволосый, с большим членом…
– Лоренцо? – сухо сказал я.
– Да?
– Отвали.
Лоренцо засмеялся, хлопнул меня по плечу достаточно сильно, чтобы часть виски выплеснулась из стакана, а потом ушел.
Как я и говорил, мои кузены абсолютные идиоты.
Глава десятая
Оно было серебряным, крохотным и светоотражающим. Я почти могла разглядеть в нем свое лицо. Я имею в виду, конечно же, платье Джианны. Длинные серьги с перьями, зеленые туфли на каблуках и волосы, скрученные на макушке, плюс отсутствие макияжа за исключением красной помады, – таков был ее вечерний образ.
– …если соберешься так делать, то выбирай стриптизера-мужика. Поверь мне на слово. – Она разговаривала с моей пятнадцатилетней кузиной Эммой, которая устроилась на кухонном острове и со скучающим видом потягивала через трубочку пунш.
Я отошла от тетушек, обсуждавших девичник Адрианы. На другом конце стола сидела бабуля с чашкой кофе. До нас донеслась только часть разговора Джианны, фраза утонула в семейном шуме.
Я покачала головой, отчасти позабавленная, но главным образом чувствуя себя весьма неуютно. Слова, которые Оскар Перес прошептал мне на ухо, камнем лежали в животе. Он притянул меня к груди и велел улыбнуться, мол, улыбка это и есть моя дивная
Я ненавидела, когда меня просили улыбнуться. Как будто моя улыбка – исключительно их собственность.
Оскар не уточнил, с чего вдруг он так недоволен, что я сбежала и переспала с другим мужчиной, но я могла найти этому лишь одно объяснение: он считал, что я стану его женой. Сложно вообразить, что папа бы на такое согласился, особенно учитывая, что Оскар не итальянец, однако мне пришлось сидеть рядом с ним за ужином, хотя раньше ничего подобного не случалось.
– Ты несчастна.
Я подняла взгляд от царапин на деревянной столешнице и посмотрела в бабулины карие глаза, а затем покачала головой.
– Неправда. – Я бы никогда не позволила мужчине вроде Оскара отнять у меня счастье.
– Из тебя плохая врунья,
Я промолчала, не зная, что ответить.
– Мелкие проблемы кажутся такими большими, когда ты молод, – вздохнула она. – Я тоже постоянно волновалась… Прямо как ты. И что мне это дало? Ничего. Не трать время на то, что не можешь изменить. – Бабуля поднялась, опершись рукой на стол. – Я пойду спать.
– Доброй ночи, бабуль.
Она повернулась ко мне.
– Знаешь, что надо сделать, когда несчастен?
У меня не было сил спорить и возражать, что я отнюдь
– Что?
– Что-нибудь захватывающее.
– Например?
– Ну… как насчет покурить сигарету с красивым мальчиком?
– Доброй ночи,
Пламя плясало на кончике свечи, отдаленно напоминая о фальшивых улыбках под гипнотизирующим оранжевым светом. Прозрачные занавески развевались на легком летнем ветерке, лампа отбрасывала мягкий свет на ряды книжных полок. Из-под двери в библиотеку просачивались еле слышные звуки песни Фрэнка Синатры, да так тихо, что они вполне могли быть просто отголосками схожего вечера полувековой давности.
Я сидела в кресле у камина, поджав ноги и положив книгу на подлокотник. Даже осилила пару страниц, прежде чем сдаться и рассеянно уставиться на свечу с ароматом лаванды. Туфли лежали покинутыми на полу, белые ленты струились по красному узорчатому ковру.