Но София щебетала дальше:
— Я прошу вас во всем довериться мне, как это делала твоя покойная матушка, Брэм, мир ее праху. Уверяю вас, что день — это вовсе не так много, как кажется! И такие дела не решаются мгновенно! А ты, Брэм, пока займись своими делами — их у тебя наверняка предостаточно. Сходи к парикмахеру, купи себе что-нибудь из одежды, посиди в гостинице и почитай книжку, наконец… Но до шести сюда — ни ногой!
Брэм кивнул, прикинув что-то в уме, нахлобучил шляпу и попятился к выходу.
— Смотри, будь паинькой! — погрозил он пальцем Маргарите и скрылся за дверью.
В этот миг она была готова убить его. Ее щеки пылали — как он смел столь бесцеремонно обращаться с ней на глазах у Софии?..
Но итальянка только пожала плечами, небрежно махнув рукой.
— Ох уж эти мужчины. Порой они бывают такими бесчувственными! Верно?
— Да, — совершенно искренне отозвалась Маргарита. — Да… в самом деле.
— Ну что же… — София в который раз окинула ее пристальным взглядом. — Приступаем?
Когда она проходила мимо, чтобы отобрать с полок кое-какие вещи, Маргарита дотронулась до ее запястья:
— Я вряд ли смогу заплатить вам…
— Мне заплатит ваш супруг.
— Я на это и рассчитывала, но…
София ласково потрепала ее по щеке, словно сама она была доброй пожилой тетушкой, а Маргарита — несмышленой девочкой.
— Не тревожься, cara[6]
. Если Брэм заказывает такую уйму дорогих вещей, значит, он этого хочет и может это себе позволить. — Она опять задорно прищелкнула языком и соединила большой и указательный пальцы правой руки. — Из всех мужчин семейства Сент-Чарльзов Брэм — самый …скупой.— Скупой?!
— Ну, скажем так, бережливый. Он не потратит ни пенни, не убедившись, что в запасе у него осталось не меньше доллара.
Он не потратит ни пенни, пока не убедится, что в запасе у него осталось не меньше доллара.
Эти слова преследовали Маргариту все время, пока София производила с ней сложные манипуляции, обмеряя ее талию, грудь и бедра. Где, скажите на милость, мог он заработать столько денег, чтобы начать строить заново Солитьюд? А какую баснословную сумму намерен он выложить Софии за их сегодняшний визит? Главным достоянием Сент-Чарльзов испокон веков были их земли и лошади. Но война отняла у них и то и другое.
Проклятый Кейси. Он, будто дьявол, появился невесть откуда и напичкал ее мозг всевозможными сомнениями. Если бы не Кейси, Маргарита бы наслаждалась сегодняшним днем. Вместо этого она изнывала от беспокойства.
Ну почему же, почему Брэм сам не признался ей в том, что не совершал никаких заказных убийств? Маргарита помнила, с каким изумлением Брэм встретил ее вопрос — казалось, он был тогда оскорблен до глубины души.
Тогда зачем Кейси вообще заговорил об этом, если это не было правдой?..
Но Маргарита тут же прогнала эту мысль. Брэм никогда не лгал ей. Ни разу за все время, что они знали друг друга. В самом деле, если он и чувствовал за собой какую-то вину, так скорее из-за того, что был слишком честен. Нет, она должна верить ему во всем, что касается этого дела.
Верить.
Всемогущий Боже, да как же она может верить ему дальше — после всего, что случилось?!.
И все же она обязана. Как ни удивительно, Маргарита продолжала безоговорочно верить Брэму. Да, она может злиться на него, грустить, упрекать его… Но, несмотря на это, она чувствовала: ее муж не из тех людей, которые жизнь любого человека оценивают в определенную сумму.
Для этого он был слишком благороден.
Благодаря этим и подобным размышлениям следующие четыре часа пролетели для Маргариты незаметно. Едва лишь София узнала, что большую часть своей жизни Маргарита прожила во Франции, она тут же перешла с английского языка на правильный и беглый французский и засыпала свою клиентку вопросами. Ее интересовало все: от фасона шляпок и покроя платьев парижских модниц до журналов выкроек, которые были ей сейчас так необходимы.
— К счастью, — говорила София, облегченно вздыхая, — ущерб, нанесенный войной портнихам, постепенно сглаживается. Может быть, поставки товаров станут более регулярными.
Обмеряя фигуру Маргариты, подгоняя какие-то детали, вкалывая там и сям булавки, София без умолку рассказывала обо всех лишениях, которые ей пришлось перетерпеть за последние годы: о постоянной нехватке ткани, булавок, иголок и ниток. Дрожащим голосом она рассказывала о женских душевных страданиях, свидетельницей которых ей приходилось быть; об одиночестве, страхе и тоске, которую испытывали ее посетительницы. Она упомянула о нескольких клиентках, которые нанялись к ней работать, так как у них не осталось ни гроша, и были вынуждены шить роскошные наряды, подобные тем, которые когда-то носили сами.