Сладострастие бытия (сборник)

Мари-Франсуаза ответила, что она точно в таком же состоянии духа, весьма разочарована грубостью сегодняшних мужчин и вульгарностью их чувств. Позволяя соленому песку течь меж своих розовых пальчиков, она даже произнесла: «Идеальный спутник…» Конечно, от нее не ускользнуло, что у Луи Мондеса впалая грудь, мышцы развиты довольно слабо и что он скорее сидел в воде, чем плавал. Но идеальный спутник не обязательно должен быть чемпионом стадиона.

С каждой остановкой – бульвар Бельзенс, бульвар Льёто, аллея Мелан – она чувствовала, как растет ее волнение.

Достав из сумочки зеркальце, она еще раз расчесала белокурые волосы. Ее брови были удлинены карандашом, а помада подобрана в тон к лаку на ногтях.

Больше всего забот ей доставляли щеки, поскольку были круглы и румяны. Не всегда в восемнадцать лет обладаешь этими плоскостями, которые в Голливуде приносят звездам состояние. Мари-Франсуаза была вынуждена признать, что ей досталось лицо отца. На людях она исправляла это несчастье, втягивая щеки и закусывая их зубами, когда молчала.

Она сошла с трамвая на перекрестке Реформатов и свернула налево, к Аллее. Спокойствие этого сада, этой зеленой улицы, куда шум Ла Канебьер достигал уже смягченным, подводный свет, царивший под густыми платанами, прохлада и особенно видневшиеся сквозь тенистую листву большие частные особняки, порожденные концом зажиточного века, – все чаровало Мари-Франсуазу, словно заповедное королевство. Она видела стиль там, где его не было, восхищалась каждым фасадом, будто это творение Пьера Пюже. Представляла себе людей, живших за этими высокими окнами, которые вместе с коронками, выгравированными на столовом серебре, передавали из поколения в поколение уверенность в своем превосходстве над остальной Вселенной.

Дернув за звонок, она испытала такое чувство, будто совершает один из важнейших поступков в своей жизни.

Звонок издал суховатое звяканье, сопровождаемое шорохом шнурка, и дверь особняка Мондесов открылась сама собой в темный вестибюль.

– Кто там? – донесся сверху чей-то голос.

Мари-Франсуаза испытала легкое разочарование. Консьержка тут обитала под крышей, как и все остальные марсельские консьержки. То, что привратницкая в частном особняке находится на четвертом этаже, немного удивляло.

– Я к господину графу де Мондесу, – ответила девушка, стараясь не слишком кричать.

– К которому? – спросила консьержка.

– К господину графу Луи де Мондесу.

– А! Значит, к господину Лулу. Тогда вам сюда, на четвертый. Лестница справа от вас. Осторожнее, там не очень светло. – И тот же голос крикнул: – Месье Лулу, к вам какая-то барышня поднимается!

Мари-Франсуаза пошарила ногой. Лестница описывала в потемках благородную кривую.

«Это в самом деле грандиозно», – подумала она, глядя на перила из кованого железа.

Заслышав зов госпожи Александр, Лулу поспешно убрал бинокль, с помощью которого наблюдал за незнакомкой с бульвара Дюгомье, принимавшей солнечные ванны.

Этот бинокль, принадлежавший некогда его дяде Луи де Мондесу, погибшему в Дарданеллах, он обнаружил, роясь в чулане. Лулу смочил расческу в кувшине с водой, прилизал волосы, подтянул узел галстука и устремился на лестничную площадку, чтобы встретить Мари-Франсуазу.

– Мы обедаем на втором этаже, у моего дяди-каноника, – сказал он ей.

Это «у моего дяди-каноника» необычайно понравилось ушам Мари-Франсуазы.

– Могу я взглянуть, где вы живете? Это не будет нескромностью? – спросила она, чтобы показать, какой интерес к нему питает.

– Вовсе нет… это здесь, – ответил Лулу без воодушевления, ведя ее по темному коридору.

Четвертый этаж был не самой лестной частью особняка Мондесов, и Лулу предпочел бы начать осмотр с другой стороны.

Помещения тут были распределены между привратницкой госпожи Александр, комнатой Терезы и холостяцкой квартирой Лулу. К тому же мадемуазель де Мондес еще нашла возможность сдавать свободные комнаты отставным морякам, вдовцам или старым холостякам, которые готовили себе еду на спиртовках. Запахи держались стойко.

Лулу открыл дверь.

– О! Да тут чудесно! – воскликнула Мари-Франсуаза, еще даже не взглянув.

Медная кровать под вязаным покрывалом, трельяж красного дерева с мраморной столешницей, платяной шкаф, плохо скрытый занавеской, одноногий столик с детективными романами и иллюстрированными журналами составляли основную часть обстановки. Здесь даже не сменили выцветшие обои в цветочек, оставшиеся с тех времен, когда комната служила жилищем кучеру.

– Как видите, – сказал Лулу, – это настоящая студенческая мансарда. Но мне тут нравится, из-за свободы.

– Понимаю. После дня в Торговой палате вам, наверное, хочется расслабиться, уединиться. У вас ведь, наверное, много работы?

– Да, много, но это интересно. Впрочем, нашей семье всегда была свойственна большая деловая активность.

Как эта «большая деловая активность» отличалась от цен на арахис господина Аснаиса!

– Одно время я подумывал стать офицером, – продолжил Лулу, – что также в традициях семьи. Но поскольку война кончилась, это уже не представляло интереса.