После советско-финляндской войны нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко, высоко ценивший Говорова за ум, знания и волевые качества, назначил его заместителем генерал-инспектора артиллерии, а в мае 1941 года — начальником Артиллерийской академии имени Дзержинского. Назначение это происходило в драматической для Говорова обстановке, хотя сам он об этом и не догадывался.
Оказалось, что Говорова приспешники Берия включили в список на арест. Узнав об этом, Семен Константинович Тимошенко просил Сталина не допустить подобной несправедливости, ручался за Говорова. Сталин отказал. Тогда нарком обороны обратился за помощью к Калинину, которого с первых дней гражданской войны считал своим «крестным отцом».
«Говоров сидит в моем кабинете, — рассказывал мне впоследствии Тимошенко, — и не чувствует нависшей над ним беды. А я боюсь выпустить его из своего кабинета, — ведь арестуют! В это время и позвонил, наконец, Михаил Иванович:
— Сема, упросил я товарища Сталина… Но он сказал, что теперь ты своей головой отвечаешь за Говорова».
В начале Великой Отечественной войны генерал-майора артиллерии Говорова назначили начальником артиллерии Западного направления, главкомом которого был маршал Тимошенко, затем — начальником артиллерии резервного фронта, а в октябре сорок первого, в ожесточеннейший период битвы за Москву, командующим 5-й армией, сражавшейся на важнейшем, Можайском направлении.
Здесь во время героической обороны Москвы и последующего разгрома немецко-фашистских войск проявились бесстрашие, воля и замечательные способности Говорова уже не только как артиллериста, но и как разностороннего военачальника. 5-я армия вписала славные страницы в историю битвы за столицу. Говорова наградили орденом Ленина, присвоили ему звание генерал-лейтенанта артиллерии…
Приехав в Ленинград заместителем командующего фронтом, Говоров недолго пробыл на вторых ролях. Летом он становится во главе обороны Ленинграда, готовит войска к решительным боям за освобождение невской твердыни.
Выше среднего роста, сухощавый, всегда подтянутый, Леонид Александрович сразу производил впечатление человека очень собранного, знающего цену времени, словом и делом.
Лицо бледное, темные, с проседью волосы, круто очерченные брови и коротко подстриженные усы. Взгляд серых глаз кажется не очень-то приветливым.
Никогда не забыть мне первой встречи с Говоровым. В то время я был начальником Инженерного управления. Вызванный к Говорову, я в довольно мрачных тонах докладывал ему об инженерных делах фронта. Не было ни оснований, ни права сглаживать углы. Инженерные и понтонные части в прошлых боях понесли огромные потери и в людях, и в материальной части. Голодающее население с декабря освободили от оборонных работ. Минные поля и траншеи размыло во время распутицы. Оборонительные сооружения, по существу, приходилось строить снова…
Говоров сидел, положив локти на стол, и изредка посматривал на меня исподлобья. Он слушал молча, не перебивая вопросами, а затем вдруг процедил словно про себя:
— Похоже, что бездельников еще много в войсках…
И снова замолчал, будто ожидая продолжения доклада.
От такой реплики, обидной и незаслуженной, меня словно взорвало. Я резко ответил, что он, только что прибывший в Ленинград, не знает, что тут происходило, не знает, что люди в окопах не в силах бревно поднять… Я говорил что-то еще, зло и запальчиво.
Командующий слушал не перебивая, потом встал и ровным, спокойным тоном сказал:
— Нервы у вас, полковник, не в порядке. Пойдите-ка успокойтесь и приходите через полчаса. Разговор предстоит большой, а работы у нас с вами впереди еще больше.
Ровно через тридцать минут он вызвал меня и три часа скрупулезно изучал по карте инженерную оборону Ленинграда и ход прошлых боевых действий. Изредка делал пометки в общей тетради с жестким переплетом и посматривал на лежавшие на столе часы.
После первой же беседы я понял, что внешняя угрюмость и неразговорчивость Говорова далеко не основные черты его характера. Тогда мы еще не знали, что словцо о бездельниках «прилипло» к Леониду Александровичу еще с юношеских лет, когда он репетировал ленивых учеников, и выскакивало у него непроизвольно в минуты раздражения. Признался он нам в этом в конце войны, когда мы полушутя напомнили ему, что «буркал» он иногда зря.
Начальник разведотдела штаба комбриг Петр Петрович Евстигнеев, представлявший подробные сводки о противнике, на третий день по прибытии Говорова в Ленинград удивился его памяти:
— Мгновенно замечает, когда докладываешь, малейшее изменение на фронте. Когда он успел запомнить сразу номера полков противника по всему кольцу блокады? Чуть что, немедленно спросит: куда и когда ушел полк или даже батальон врага, чем может быть вызвано перемещение?
С большой тщательностью Говоров изучал вражескую огневую систему, особенно расположение осадных орудий, а также и организацию нашего огня.