Бой шел справа и слева от него. Николаев потерял счет времени. Он работал возле орудия за весь расчет: был и подносчиком, и наводчиком, и командиром. На нем взмокла гимнастерка. Рванул ворот гимнастерки — отлетели пуговицы, дышать стало легче. Точно град по железной кровле, стучали по щиту орудия осколки. А Николаев стоял и будто не слышал и не чувствовал всего этого. Он брал снаряды и, заталкивая их в казенник, дергал за шнур. Снова подбегал к снарядному ящику, торопливо хватал многокилограммовый патрон и совал в казенник. Кровоточили ободранные о металл пальцы рук.
Владимир не заметил, как из-за леса вынырнул фашистский самолет. Одна бомба упала возле орудия. Взрывной волной наводчика швырнуло навзничь и придавило к земле. Что-то острое, горячее обожгло шею.
Николаев очнулся спустя несколько минут. Приподнялся на локтях и подполз к пушке. Она была разбита. Он привалился спиной к колесу орудия и устало закрыл глаза. Ломило в висках, кровоточила рана на шее,, хотелось пить, поташнивало. «Отлежусь, и все пройдет», — утешал он себя.
Вечером Николаева нашла санитарка. Она перевязала ему рану. Помогла подняться и, поддерживая, осторожно повела к дороге. Николаева шатало. Девушке казалось, что раненому очень плохо, что он не может идти, и она стала его успокаивать:
— Еще немного — и мы на месте. Там машина. Посадим на машину, и вас отвезут в госпиталь. А там быстро на ноги поставят.
Владимир остановился:
— Нет, сестричка, спасибо. Только дальше я не пойду.
— Как не пойдете? — не поняла девушка. Она удивленно посмотрела на сержанта. — Не можете сами идти? — И она забеспокоилась: — Посидите, а я сбегаю за носилками и приведу санитара…
— Никаких носилок не надо, сестричка, — решительно сказал Николаев. — Я здесь останусь.
Девушка рассердилась. Она уговаривала его, ругала, стыдила.
— Подумаешь, герой! — в сердцах говорила девушка, не зная, что же теперь ей делать с этим упрямым сержантом. — Вы едва на ногах держитесь. Свалитесь… Хуже будет.
Но он так и не пошел с сестрой.
Командир батареи, узнав об упрямстве Николаева, только усмехнулся и не стал настаивать, чтобы сержант отправился в медсанбат. В бою батарея понесла большие потери, людей не хватало, особенно опытных, а Николаев был артиллерист «тертый», артиллерист-снайпер, как называли его товарищи.
— Ну что ж, Владимир Романович, — сказал Соломоненко, — если считаешь, что сейчас твое место в строю, принимай расчет…
Еще много дней подряд метр за метром теснили врага, сметали со своего пути его укрепления артиллеристы бригады полковника Петра Ильича Лизюкова, продвигаясь на северо-запад.
1 июля 1944 года бригада вышла к Финскому заливу.
Николаев вместе с товарищами долго стоял на отшлифованной волнами гальке берега. Кто-то из солдат восхищенно воскликнул:
— Ну и красотища!
— Очень красиво, — согласился Николаев. — А вон там видите острова? Так вот за них еще драться придется.
— А потом? — с любопытством спросил солдат Котенко.
— Куда пошлют, — ответил Николаев. — Дел еще много. И все-таки война к концу идет. Окончательно выдыхаются фашисты и их союзники.
Еще более двух недель шли бои за прибрежные острова Финского залива. И только иногда наступали недолгие перерывы. В один из таких перерывов, 16 июля 1944 года, коммунисты приняли Николаева в свои ряды. А спустя пять дней, 21 июля 1944 года, за мужество и отвагу, неоднократно проявленные в боях, Указом Президиума Верховного Совета СССР сержанту Владимиру Романовичу Николаеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
На войне, как в песне поется: «Нынче здесь, завтра там…» Едва закончились бои на Карельском перешейке, как бригаду полковника Лизюкова перебросили в Прибалтику, потом в Восточную Пруссию, где иптаповцы в составе войск 3-го Белорусского фронта вели наступление на крупную гитлеровскую группировку.
Был на исходе январь 1945 года. Ночью в местечке Кляйн-Маулен артиллеристы расположились на короткий отдых. Люди спали в полуразрушенных зданиях, съежившись от холода. На улице непогодило. Николаев сквозь дремоту слышал, как подвывал в развалинах домов зимний ветер.
На рассвете командиры подняли артиллеристов. Пушки и машины вытянулись длинной колонной по дороге. Их путь лежал к Кенигсбергу, где наши части окружили железным кольцом большие силы фашистских войск.
Иптаповцы сидели в кузовах машин, тесно прижавшись друг к другу. До Кенигсберга было еще далеко. Не знали артиллеристы в эти минуты, что одна из гитлеровских танковых частей и несколько эсэсовских подразделений пробились через позиции наших войск и теперь двигались навстречу колонне бригады Лизюкова.
Неприветливым был студеный январь. Ветер гнал по полю колючую поземку, кружил ее возле колес автомобилей и поднимал ввысь.
— Ну и погодка! — с досадой произнес солдат, сидевший рядом с Николаевым. — Я думал, что только у нас в Сибири холодно, а оказывается, и тут зима бывает.
— Сказал тоже! — отозвался другой солдат. — Да разве в Сибири такие холода? Куда там Пруссии с нашей Сибирью тягаться…