Слава и трагедия балтийского линкора

Между тем, покончив с суриком, новый командир устроил артиллерийское учение. Матросы, не тренировавшиеся два месяца в связи с аварией, началом работ в Тулоне и покраской внутренних помещений, не показали прежнего блеска. «По этому поводу командир высказал то, что сквозило в каждом шаге, т.е. что все, что есть на корабле, дурно, и в речи, сказанной артиллерийским унтер-офицерам, смысл был тот, что корабль рвань и никто ничего не делает. Приказано было заниматься только артиллерийскими учениями. Продлилось несколько дней. Было сделано шлюпочное учение, и начался новый период шлюпочных учений с эволюциями под веслами. Других учений в этот период не производилось. Естественно, что такой метод обучения корабля вызывал среди офицеров разговоры. Тяжело было видеть, что без всякой причины отметается то, что было полезно. Люди забывали все, чему их научили, и ничего взамен забытого не приобретали»^{7}. По мнению В.Н. Янковича, такие постоянные сбои в судовой жизни привели к падению дисциплины в команде, появлению «нетчиков» при возвращении из увольнений, а также к нарушениям в караульной службе.

Ситуацию усугубило то, что корабль, находясь на территории завода (но не у стенки, а на мертвом якоре), почти месяц (в конце февраля—марте) был лишен электроэнергии. Конечно, в темноте контролировать матросов стало сложнее, равно как и занимать их полезной деятельностью. Это привело к возникновению на корабле революционного кружка, часть членов которого была арестована 21 марта 1911 г.

Однако еще до этого произошло событие, положившее начало конфликту командира со своими офицерами.

В январе 1911 г. Н.Н. Коломейцов пришел к убеждению, что следует сменить ревизора — лейтенанта С.М. Кавелина. Занять эту должность никто из офицеров не пожелал, и командир попросил Главный морской штаб прислать из России хорошо знакомого ему но предыдущей службе на «Алмазе» лейтенанта Михаила Константиновича Энгельгардта. Летом 1911 г., отвечая на вопросы но поводу случившегося инцидента, Коломейцов писал: «Энгельгарда я ранее знал только по службе его у меня на “Алмазе “. На войне он был на “Нахимове “, после войны ушел в запас, а затем снова поступил на службу, был рекомендован и представлен мне капитаном 2-го ранга Львовым как прекрасный офицер, в чем я и убедился на “Алмазе “, где он за время резерва исполнял все возложенные обязанности (офицеров было мало) от вахтенного начальника до старшего офицера включительно, вполне заслужил мое доверие как толковый, образованный и работящий офицер и джентльмен по рождению, воспитанию и взглядам на жизнь и службу. Уходя с “Алмаза “, я его представил к производству в лейтенанты, и очевидно, что когда мне понадобился ревизор — я не мог не вспомнить об нем, хотя знал, что раньше он ревизором не был (если не ошибаюсь). В кают-компании “Алмаза “ он уживался прекрасно»^{8}.

Впоследствии Коломейцов писал, что кают-компания сразу же не приняла Энгельгардта, увидев в нем ставленника командира, как бы его агента. Напротив, офицеры в своих показаниях настаивали на том, что новичок офицерами был принят хорошо, но очень быстро настроил против себя всех своим бестактным поведением. В чем оно заключалось?