Но среди штатских преподавателей, даже без учёных званий и степеней, было немало чудесных педагогов.
Например, помню нравившуюся мне умницу! Её фамилия в ту пору была Лукьянова.
Сильва Васильевна была молодой. Может, около тридцати? Потому и не успела обрасти степенями. С ее-то знаниями математики, педагогическим мастерством, с ее целеустремленностью и напором, да не защитить какую-то кандидатскую! Для нее это, пожалуй, – сущий пустяк! Но, мало ли в жизни случается! Бывает ведь, что человек способен на очень многое, да судьба такую свинью подложит, что весь потенциал человека и не раскроется.
А как в действительности сложилось всё у Сильвы Васильевны на исходе ее трудовой деятельности, я так и не узнал. Мог ведь приехать в Казань на встречу выпускников на четверть века после выпуска, но служебные дела тогда настолько зажали, действуя заодно с нетерпеливым начальством, что сорвалась моя поездка. Очень жаль.
Надеялся увидеть именно ее, Сильву Васильевну! Хотелось рассказать, что и мне потом пришлось много лет преподавать. Что именно ее я вспоминал чаще других преподавателей, как образец. Именно ее методику старался воплощать в своей практике. И вообще, я нисколько не покривил бы душой, признавшись, что она мне тогда нравилась не только как преподаватель.
Но своё тёплое слово я так и не сказал. А она моей благодарности вполне заслуживала. Ей было бы приятна моя оценка. Мы все нуждаемся в поддержке, которая выражается в заслуженной честно похвале! Но и этот долг остался за мной… Очередной не отданный долг. К тому же мне потом сообщили, что Сильва Васильевна и сама обо мне спрашивала, не приехал ли, где теперь? Странно даже – как она могла меня запомнить? Среди выдающихся математиков я у неё не числился. Выходит, запомнить могла только в том случае, если помнила всех, кого тогда учила. А она могла даже такое! Я же говорил – умница!
Сильва Васильевна вела у нас математический анализ. Читала лекции для всего курса, а в нашем взводе проводила и практические занятия. Её наука непростая, требующая скрупулёзной точности в словах и символах. Ошибёшься хоть в чём-то – всех запутаешь. Сразу вопросы валом пойдут. Начнёшь истину раскапывать – занятие скомкаешь! Тут нужен особый дар! Это же – математика! А у нашей Сильвы была безукоризненная строгость математических выкладок, абсолютная ясность мысли, простота изложения! Никогда сама не путалась и нас не путала! Как есть, умница!
И на посторонние темы не отвлекалась. Разве однажды, когда я опоздал на практическое занятие. Но тогда наш заместитель командира взвода Генка Панкратов сразу за меня вступился:
– Товарищ преподаватель (так принято было обращаться)! Этот курсант выполнял важное задание! Прошу к нему проявить снисхождение! – красиво выразился Генка.
Сильва Васильевна улыбнулась:
– Ну, если командир просит о снисхождении, тогда – другое дело! Но вы меня, как я понимаю, разыгрываете! Так ведь?
– Нет, Сильва Васильевна! Без подвохов. Вы же знаете, что наш курсант Матвеев уже более месяца числится в госпитале. Так вот, именно с ним важное задание и связано. После сложной операции нам приходится курсанта Матвеева ежедневно подкармливать! Приходится носить ему еду.
– Вот оно как?! Похвально! Не пристало товарищей в беде оставлять! Проходите, товарищ курсант, садитесь! – подвела итоги Сильва Васильевна. – А теперь продолжим!
Может, тогда она меня и запомнила? Хотя вряд ли она поняла существо моего «важного задания».
Если же объяснять причину моего опоздания подробнее, то дело было так. Мой друг Олег Матвеев считался уважаемым «лосем», однако на него было страшно глядеть на финише. Очень уж задыхался и во время бега, и потом. Скоро выяснили причину. В ходе планового медицинского осмотра нашли значительные затемнения в лёгком. Направили в госпиталь. Там диагноз подтвердили и рекомендовали хирургическую операцию, однако делать ее в госпитале не стали.
Намечались сложности. Операции на лёгких, которые не так давно стал делать знаменитость Фёдор Углов, делали в стране пока немногие хирурги. Но Олегу следовало удалить лишь верхнюю часть одного лёгкого. Для этого пришлось бы либо удалить его полностью, либо вырезать все рёбра с этой стороны, оставив без защиты сердце. Инвалидность!
В госпитале Олегу посоветовали для начала обратиться к некому Морозову – рядовому хирургу из железнодорожной больницы Казани. Сказали, будто он делает чудеса. Вручили направление от госпиталя и материалы обследования.
Морозов не стал упираться в то, что больной из другого ведомства, сразу поставил Олега в свою очередь на операцию. А потом сам её и сделал, но по своей методике. Действительно удалил всего-то верхушку одного лёгкого, но при этом и рёбра оставил целыми! Сделал из рёбер, как он говорил, форточку. Вот так хирург! Вот так мастер! Но без всяких ученых степеней! А со всей страны к нему съезжались доктора медицинских наук, чтобы научиться!
Но я о другом. О своей роли в том давнем деле.